Аванесову бы радоваться такому свидетелю, но он точно знал по своему опыту, что дети таких возрастных групп составляют особую категорию свидетелей, и допрашиваются они в условиях крайнего дефицита доказательств. В оценке показаний детей он всегда соблюдал осторожность и не очень на них полагался. В его практике было несколько случаев, когда дети-свидетели уверенно опознавали преступника. Однажды девятилетняя девочка вместе с шестилетней подружкой уверенно опознали грабителя автолавки — водителя КамАЗа. Старшая даже назвала номер машины и направление, в котором она уехала. Подозреваемого задержали, а им оказался знакомый их матери, который раньше часто приезжал к ним домой. Все рассказы девочек об участии водителя КамАЗа в ограблении были фантазией и искажением фактов. Трудно сказать, как бы продвигалось расследование и к чему оно привело, если бы преступник, который оказался совершенно другим человеком, не был задержан с поличным.

— Молодец, Танечка, все подметила, все разглядела! Тебе не трудно будет нарисовать мужчину еще раз, а заодно и хозяйку взорвавшейся машины?

— Мне? Нет, — уверенно ответила девочка. Она взяла карандаш, придвинула к себе чистый лист бумаги и принялась рисовать. Взрослые терпеливо ждали.

— Что скажете? — тихо обратился Руслан к Мирославе Алексеевне.

— Вполне можно доверять. Фантазии есть, но в пределах подростковой нормы.

— В пределах нормы — это хорошо, — заметил Аванесов.

— Ну, вот так. Смотрите. Для меня так они похожи, — объявила Таня, закончив рисунки.

С одного листа бумаги пронзительными глазами смотрела Анна Красновская, с другого — угрюмого вида незнакомый мужчина, как две капли воды похожий на ранее исполненный юной художницей портрет.

— Ну какая ты талантливая, Танюшка! Тебе обязательно надо учиться на художника.

— Знаю, мне мама всегда так говорила.

Психолог ушла, подписав протокол и заметив на прощание:

— Девочка правда талантливая. Не дайте таланту пропасть.

— Ну, вот что, девчонки, приглашаю вас в кафе-мороженое, что напротив, там мы обсудим, как нам быть с явкой в социальную службу. Вас там ждут, ребенка надо определять, — укоризненно заметил он Юле. — Определять и параллельно искать родных — это процесс все равно небыстрый. Идите в кафе, делайте заказ, я вас догоню.

За минуту до выхода из кабинета к Руслану зашел сотрудник с фотороботом того самого мужчины, которого старательно изображала на рисунке девочка.

— Он найден мертвым, задушен на свалке за гаражами. Бомжи нашли. А позвонил водитель мусоровоза. Наши уже там, звонили, опознали.

— Ну вот, определилось и последнее пристанище мужа Татьяны Ивановны Кошкиной, в девичестве Охриной. Умерший был свояком Василия Охрина, и при жизни звали его Петром Кошкиным. Такой конец у этой истории, правда, конец только для Кошкина, а для него, Аванесова, работа продолжается. Жаль, до кафе-мороженое он сегодня не дойдет.

Задолженность по зарплате в «Грин-авиа» удалось погасить, и бастующие разошлись, да и кому в голову придет возмущаться, если у вас деньги в кармане, семья накормлено, а вы снова можете идти на работу? Лев было облегченно вздохнул, но то, что сообщила ему главный бухгалтер, повергло его в шок: денег на счету нет, то есть совсем нет. Они по поручению генерального директора Марка Бельстона переведены на другие счета каких-то фирм в офшорные зоны. Лев об этом ничего не знал, даже не догадывался.

Опять братец выдрючился, залез в какую-то авантюру… Лев, конечно, понимал, что с помощью офшоров уклоняются от налогов со сделок купли-продажи, скрывают реальных хозяев бизнеса и запутывают следы криминального капитала. Именно в офшорных зонах хранится почти десятая часть всех денег на планете, здесь бизнес не подвергается огласке и защищен от преследования властями и рейдерских атак. Но Марк не сумасшедший, он не мог принять решение, не посоветовавшись с Гранцем. А если мог? Если Марк на что-то решится, ему никто не указ. Лев знал, что последнее время Адольф Францевич был недоволен финансовыми делами фирмы, но, с другой стороны, именно Гранц договорился с банком о кредите и вытащил предприятие «за уши» из разборок с забастовщиками.

Нет, Лев не был ни политиком, ни финансистом, он отвечал за технику, а с техникой все было в порядке. Он даже вытерпел присутствие странного мужчины — то ли экстрасенса, то ли колдуна, то ли мага. Марк, никогда не веривший в подобные чудеса, словно попал под гипноз и доказывал Леве:

— Если бы не при мне загорелся двигатель в самолете и Атросим это не предсказал — ни за что бы не поверил!

— Марк, мне кажется, ты, как всегда, увлекаешься. — Лева был осторожен.

— Но если к твоей технической диагностике, проверке, прибавится еще одна, не важно, откуда пришедшая, ты же не будешь возражать?

— Не буду, — обреченно кивнул Лева, не желая спорить с братом.

Лев был осторожен с Атросимом Ивановым, но от его рекомендаций не отмахивался и всё проверял. Как это было ни удивительно, Атросим всегда был прав, и Лева решил не искать никаких объяснений происходящему — принять как данность, и точка.

Леву вдруг озарила мысль, что Атросим может по своим магическим каналам посмотреть, кто напал на брата. Он вспомнил, что Фрида все время смотрела передачу «Битва экстрасенсов» и потом рассказывала ему о сверхъестественных способностях участников программы, о том, как они находят пропавшего ребенка, рассказывают о прошлом и будущем и, наконец, спасают жизни. Как жаль, что он невнимательно слушал жену, да и брата, потому что контактов Атросима у него не оказалось. Они были только у Марка, а Марк пока без сознания. Фрида нынче тоже не в очень хорошей форме — истерики не кончаются. Чего ей надо от жизни?

Он помнил, что сначала увлекся ей — страстной, горячей, волнующей, ненасытной. Только вот куда это все исчезло, растворилось, улетучилось, рассеялось как дым, как утренний туман? Он не может себе это объяснить, но все чаще и чаще обращается к прошлому, вспоминает о Машке, такой далекой и такой близкой. Наверное, Фрида чувствует его настроение, женщины — чувствительные создания.

— К вам Адольф Францевич, — пропела секретарь.

Папа Гранц — так называли его между собой братья — был взбешен. Его лицо побагровело, руки тряслись от ярости. Адольф Францевич с порога набросился на Льва:

— А ну говори, что вы братья-зятьки удумали?!

— Вы о чем? — Лев даже попятился. Он пытался обмануть себя, потому что сразу понял: Гранц знает, что Марк перечислил со счета деньги, и эта операция, судя по реакции, не была с ним согласована. Но «сдавать» брата, даже родному тестю, было не в его правилах. Марк поправится и все объяснит — и Леве, и, самое главное, председателю совета директоров «Грин-авиа» Адольфу Гранцу.

— Я о том, что со счетов исчезли деньги! Я предупреждал Марка и по-хорошему, и по-плохому!