Через два дня после экзаменов он позвонил на телефон в общежитии Эви. «Тот самый аспирант», – сказала девушка, ответившая на звонок, и передала ей трубку. И за те несколько секунд тишины, прежде чем он заговорил, Эви все решила.

– Привет, Эви, – поздоровался он.

– Да, – сказала она. – Что бы это ни было. Да.

Они сблизились легко и быстро, как будто давно ждали друг друга. Они понимали друг друга, и им были не нужны слова, хотя он был евреем с окраины, а она (подтрунивал Пол) принадлежала к тем семьям, которые купили Манхэттен за горсть ракушек[23]. «Неправда», – протестовала она, улыбаясь, хотя в этом была доля истины. Многие хотели сидеть – и сидели – за их столом долгими вечерами. Их союз был неопровержимым доказательством того, что в мире интеллекта царит демократия, а также свидетельствовал (думала Эви), как не похожа она на свою семью.

Когда Эви впервые назвала родителям фамилию Пола, мать удивленно заморгала.

– Шлезингер? – повторила она. – Он еврей?

– Да, мама.

Джоан расхохоталась, не отводя взгляда от дочери, и этот тихий беспомощный смех заполнил пространство между ними; Джоан пыталась прикрыть рот ладонью, но тщетно – в конце концов она опустила руку, не в силах сопротивляться рвавшемуся наружу смеху.

– Ради бога, мама. Это не шутка, – сдержанно сказала Эви. – Если ты хотела меня оскорбить, то выбрала наилучший способ.

– Нет. – Джоан открыла глаза, пытаясь сдержать смех. – Нет, конечно, это не шутка. Все это не шутка. – Она помолчала. – Просто я ничего не замечала.

– В таком случае добро пожаловать в двадцатый век, – язвительно заметила Эви. – От него не убежишь.

– Мне все равно, сколько ученых степеней ты получишь, – размахивая вилкой, рассуждал приятель ее отца на званом ужине, – сколько денег ты заработаешь, сколько раз ты будешь рисковать ради успеха – все это неважно. Все сводится к тому, чтобы заполучить подходящую девушку. Вот главный секрет. Секрет успеха.

Но Эви не стала задавать вопрос, на который он намекал, хотя была первой женщиной в семье, переступившей порог университета Лиги плюща – хотя бы и Йеля. Эви улыбнулась ему и кивнула, словно они были заговорщиками. Заполучить подходящую девушку. Она повела себя так, как ее научили вести себя со старшими. Согласилась.

Но все равно вышла замуж за Пола Шлезингера.

В их первое лето они снимали комнату в общей квартире – два письменных стола у противоположных стен, матрас на полу под единственным окном. Они работали в полной тишине, но рано или поздно один из них не выдерживал, поворачивался, преодолевал расстояние между столами – и супруги перемещались на матрас. В те дни их молчание было наполнено желанием, даже когда они куда-то выходили или работали в разных помещениях.

А в конце дня они разговаривали. И за их словами было будущее. За их словами было движение – к ужину и к ночи. Они защитили диссертации. Начали преподавать. У них родился Сет. Они купили квартиру, получили постоянные должности в университете, приобрели известность. Годы приходили и уходили. Они работали дома, но поздним утром она поднимала голову и видела его, стоящего в двери ее кабинета.

Ей его не хватало, поняла она в тот вечер, поднимаясь в лифте в свою квартиру. Он слишком долго отсутствовал. Пожилая женщина на улице, Сет, взбегающий по лестнице в библиотеку, мать, каждое утро приходившая к ней во сне, – жизнь продолжалась во всем ее разнообразии. И Пол требовался ей, чтобы поставить все эти фрагменты на место.

– Пол? – Она замерла на пороге, прислушиваясь.

– Я здесь! – откликнулся он из своего кабинета.

Он стоял спиной к двери, собираясь прикрепить фотографии к пробковой доске над письменным столом. Эви увидела, что он сделал что собирался, и сделал хорошо.

– Привет. – Она остановилась в двери и улыбнулась.

– Привет. – Пол повернулся, посмотрел на нее и улыбнулся в ответ. Его темные волосы уже начали серебриться, но куртка сидела так же элегантно, как и в двадцать пять, придавая ему спортивный вид, хотя он всю свою жизнь только и делал, что читал. Эви подошла к мужу, он притянул ее к себе, и она словно растворилась в его объятии. От него пахло самолетом и долгой дорогой, но самое главное – им. Комната исчезла. Эви крепче прижалась к нему.

Он напрягся, как будто ее прикосновение напомнило ему о чем-то, и осторожно отстранился.

Эви подняла голову. По его лицу пронеслась буря, яростная и стремительная.

– Пол?

– Послушай. – Он сунул руки в карманы и опустил взгляд.

– Что? – спросила она немного испуганно. – В чем дело?

Прозвенел дверной звонок.

– Что? – Ее глаза широко раскрылись. – Что происходит?

– Это Дэрил, – объяснил Пол.

– Дэрил? Зачем?

– Он позвонил мне, когда я ехал в такси. Я сказал, чтобы он приходил.

– Но только с дороги.

– Знаю. – Он смягчился. – Но я хотел показать ему вот это… – Пол указал на фотографии, которые прикреплял к стене.

– «Камни преткновения»?

– Да, – кивнул он.

Звонок прозвенел снова.

– Иду! – крикнул Пол.

Эви несколько мгновений смотрела на то место, где только что стоял ее муж, потом подняла рассеянный взгляд на ряды фотографий на стене. Что случилась?

– Привет, дорогая. – На пороге возник Дэрил Нортон с бутылкой вина в руках.

Дэрил, один из многочисленных рыжеволосых мальчишек, которые как трава росли по всему Соединенному Королевству, двадцатилетним уехал в Штаты, где сделался очаровательным и ядовитым английским цветком – экзотическим растением в теплице аспирантуры, где они с Эви дописывали свои диссертации. Он был одним из самых надежных спарринг-партнеров и для Эви, и для Пола, желающий и умеющий находить даже намек на претенциозность в новой идее. Перед публикацией любая идея проходила через стадию «черновика для Дэрила».

– Привет. – Она подставила щеку для поцелуя, все еще несколько растерянная.

– Дэрил принес китайской еды! – донесся голос Пола. – Давайте поедим. Я умираю от голода.

Их друг исчез за дверью.

Эви ничего не оставалось, как последовать за ним через коридор в столовую, где Пол вытаскивал из пакета горячие контейнеры и палочки для еды, расставлял тарелки и бокалы. Казалось, он наэлектризован усталостью и волнением. Дэрил откупорил бутылку, и все сели за стол. Через распахнутые окна в квартиру струился июньский вечер.

Эви отпила глоток вина и, не отрывая глаз от Пола, сидевшего напротив, приняла у него тарелку с едой. Дэрил о чем-то спросил, потом еще, и к разговору присоединилась Эви. Все расслабились.