положение, что ошибки кальвинистов хуже, чем заблуждения папистов. Когда опубликовали молитвенник против кальвинистов, религиозное рвение приобрело воинственный характер. Хотя точка зрения Лейзера не поддерживалась большинством, более требовательные лютеране верили, что его верность истине не соотносится с реформированными (кальвинистами).

Когда Теодор Беза встретился с лютеранином Андреа на дискуссии, посвященной воссоединению в Монбельяре, после ее завершения они не смогли пожать друг другу руки.

Смерть тысяч гугенотских мучеников во Франции показалась Гуттеру справедливым возмездием Господа за нарушение религиозного мира. Разразился неистовый шум против филипписта Каликста, встретившегося за завтраком с реформированным (кальвинистским) придворным капелланом в Берлине.

«Возможно ли, — спрашивал Каликст, будучи под огнем ради поддержки реформированных теологов, — чтобы эта ненависть поднялась среди нас до такой степени, что реформированные отвергают человека, пересекающего рядом с ними улицу? Сам я не стану избегать компании добропорядочных людей, независимо от того, являются ли они кальвинистами или папистами».

Столкновения происходили по всей Германии, ослабляя политическую власть протестантов в Германии, Польше, Франции, Венгрии и Трансильвании, открывая дорогу Контрреформации богословской полемикой. Однако даже антагонистическое богословие продолжало оставаться таковым, и знания, необходимые для военных целей, оказались более полезными, чем глухое и однообразное безразличие.

Некоторые лютеране не боялись использовать сочинения кальвинистов, хотели даже переводить книги английских реформистских авторов. Лютеранские ученые включали в свой маршрут путешествий Магдебург, Хайдельберг или Лейден, лютеранский университет в Тюбингене оказывал дружеский прием даже резким кальвинистским студентам.

Филипписты менее дружелюбно относились к реформированным, отмечались лишь отдельные случаи личных привязанностей. Так, Пеларг, суперинтендент во Франкфурте-на-Одере, перешел от филиппизма к открытому кальвинизму. Некоторая часть лютеранского духовенства продолжала поддерживать его, он посвящал в сан как лютеранских, так и реформаторских священников, а университет допускал степень доктора для членов обеих конфессий.

Шотландского священника Джона Дьюри в 1628 году сделали капелланом английских купцов в Эльбинге (теперь Эльблонг) в Восточной Пруссии (ныне в Польше). Страдавший от религиозных разногласий в Германии, Джон посвятил оставшуюся часть своей длинной жизни созданию союза лютеран и реформированных, исходя из признания ими веры, основанной на апостольском кредо.

Он путешествовал по всей Европе, от Лондона до Трансильвании, от Женевы до Стокгольма. Швейцарская церковь упоминает его в молитвах, а Шведское государство его изгнало. Симпатизируя многим и не отличавшийся четкими богословскими взглядами, практически ничего не смысливший в делах, Джон Дьюри доказал, что в случае, когда речь идет о христианском единении, чувств и привязанности недостаточно.

Реформированные считали нелепым говорить, что лютеране из-за своих ошибок не являлись частью истинной церкви. «Не стану отрицать, — писал Ричард Хукер о лютеранах, — что существует возможность их спасения, которая является нашим самым главным инструментом, хотя они и уносят с собой в могилу убеждения, во многом противоречащие истине».

Поскольку XVI век сменился XVII веком, реформированные (кальвинисты) продолжали воспринимать лютеран критически, но стали относиться гораздо благожелательнее, ослабив количество позиций, на которых первоначально настаивали. В 1631 году французский синод Шарантона наконец признал в лютеранах братьев и решил, что они могут общаться в своих церквах и даже становиться спонсорами их детей. Во время Тридцатилетней войны (1618–1648) шведские церкви дружелюбно принимали лютеранских беженцев.

ФРАНЦИЯ

Кальвин считал своей первоочередной задачей обращение Франции. Французский был его родным языком, он обращался на французском к своим друзьям. В общественном сознании Кальвин воспринимался как французский теолог. В его женевской академии обучались евангелисты для Франции, именно там перевели французскую Библию, опубликованную Оливетаном в 1535 году, и Псалтирь, переведенную Маро.

Хотя вначале французское правительство за ересь изгоняло, его спровоцировали и на более суровые преследования. Поводом послужило следующее событие. 18 октября 1534 года жители Парижа, Орлеана, Блуа и других мест обнаружили на главных улицах резкие и вульгарно непочтительные плакаты. Один нашли на двери королевской спальни в замке Амбуаз.

Плакаты нелегально привезли во Францию, тщательно организовав их распространение, при этом не удалось избежать сопротивления со стороны опытных протестантов. Королева Маргарита Наваррская, друг реформаторов, полагала, что плакаты, вероятно, написали и затем распространили враги, чтобы дискредитировать реформаторов. Она ошибалась.

Король Франциск I совершил торжественную процессию в собор Нотр-Дам вместе с реликвиями и горящими свечами, чтобы очистить город Париж. На банкете в епископском дворце он объявил, что его целью является очищение государства от скверны. Более тридцати пяти лютеран сожгли, многие бежали из страны.

Государство оказалось в роли преследующего, причем часто в весьма резкой форме. Больше других в первые годы пострадали вальденсы Прованса, потерявшие несколько сотен простых людей во время беспощадного набега 1545 года. Позже его романтично назвали «крестовым походом».

Хотя «лютеране» (как их называли до 1560 года, когда распространилось наименование «гугеноты») преследовались, правительство не могло делать это постоянно. Ведь население не способно непрерывно терпеть жестокость. В отношении множества людей это даже оказывается неэффективным, особенно в том случае, если жестокость направлена против огромного количества явно добродетельных мужчин и женщин.

Несмотря на то что Франция казалась единым государством, на самом деле в политическом отношении она не являлась таковой. Корона оставалась влиятельной и явно католической силой, поскольку Болонский конкордат (1516) предоставлял ей огромную и гибельную власть над пожертвованиями церкви.

Однако территория страны была обширной, дворяне доставляли беспокойство и проявляли свою самостоятельность, коррупция в духовной жизни слишком бросалась в глаза. В 1558 году за сухопутной границей на востоке и за Ла-Маншем находились протестантские государства. Купцы и землевладельцы обрели новое учение, открыли свои Библии и нашли в них надежду на обновление церкви.

Часто испытывая лишения и теряя близких на кострах и эшафоте, они все же не так легко уступали давлению. Как только политические группы ведущих представителей дворянства начали борьбу за власть, короне оставалось только слабеть, оказавшись в меньшинстве, и переходить к регентству. К 1560 году гугеноты стали достаточно многочисленными во всей Франции и значимым элементом в политической борьбе.

Университеты и другие гуманистические общества часто двигались в сторону реформ. Группы выпускников из провинциальных колледжей иногда оказывались на стороне протестантов, иногда их действия направлялись на защиту католиков. В 1560 году 400 студентов в Тулузе заняли церковь и публично распевали псалмы Маро, но их выступление подавили. Огромный средневековый университет в Монпелье привлекал множество студентов из Германии и других протестантских земель.

Особенно привлекательной реформа казалась дворянам, проживавшим в сельской местности, и купцам в городах, в то время как крестьяне оставались последовательно консервативными или поступали как их феодал. Многое зависело от пристрастий местных дворян.

В Нормандии адмирал Колиньи симпатизировал реформе, и под его руководством церковь смогла организоваться. В Наварре и на окружающих землях сформировали местные конгрегации, поскольку король из династии Бурбонов и