А пылища тут редкая. Пролазит везде, как снег на Чукотке, когда южак дует. Но там его пургой, как компрессором вдувает, а здесь просто висит облаком непроглядным и просачивается в каждую щелочку незаметно. Липкая, противная. Двадцать минут на привале стоим, а еще не осела. Сейчас тронемся только — с новой силой заклубится. Ну да ладно, была бы это самая большая неприятность в Чечне, то и хрен бы с ней. А то за эти два часа уже литров пять пота между лопатками стекло. Что ни лес, что не перевал с прижимами горными, ждешь: влупит кто из зеленки по тебе, или нет. Могут и на колонну громадную не посмотреть. А что: дадут залп — и смоются, не дожидаясь, пока развернемся, да ответим… Ну, все, Змей, хорош самому себе страхи нагонять. Лучше с орлами своими пообщайся, строгий оптимизм командирский продемонстрируй. Тому — слово бодрое, тому — трепку легкую. Чтобы каждый видел: на месте командир, бдит и рулит!

Вот, пожалуйста! Какой-то растяпа дефицитный выстрел от подствольника на обочину дороги уронил. Новенький, только сегодня из цинка. Лежит, белой головкой дюралевой поблескивает. Курцы-перекурщики, так и автомат потеряют, блин!

Змей наклонился к находке, протянул руку. И вдруг, словно напряженным биополем своим в стену бетонную уперся. Поднял глаза. И взгляд — во взгляд в насмешливые зрачки Пушного воткнулся. Стоит в сторонке. Улыбается ехидно. Вот сукин сын! Экспериментатор… И ведь правильно все. Сколько раз на тренировках он братьев-омоновцев на эти подлянки ловил. Сколько раз на инструктажах об этом говорилось. Но, тренировки-тренировками, слова-словами. А, видно, все равно мало. Неужели обязательно надо на чужие кишки посмотреть, чтобы свои беречь научиться?

— Сколько попалось?

— А сколько прошло, столько и попалось. Вы единственный остановились.

— Ладно, не льсти. Не тормознул бы меня взглядом, и я бы цапнул…

Посмотрел Пушной на командира внимательно. Исчезла насмешка, будто и не было. И сам весь подтянулся как — то.

— Это здорово, товарищ майор, что вы чужой взгляд чувствуете. Это о хорошей интуиции говорит.

— Ладно, посмотрим. А пока счет: один-один. Мы как определялись? Каблуками щелкать и звания вспоминать будем дома. А здесь работаем по кличкам. Ну-ка, теперь ты потренируйся.

— Понял…Змей.

— Ну и молодец. Подбирай свою приманку. С головного БТРа отмашку на движение дали.

Грозный

Вот это да-а… Если это «вооруженный конфликт», то что такое война?

Еще на окраине города, когда прямо у стелы с надписью «Грозный» остановились ноги поразмять, да отлить, кому невтерпеж, — все на разрушенную ферму метрах в ста от дороги косились. Капитальное, видно, было хозяйство. Длинные коровники, или сооружения для какой другой живности, развалены, как карточные домики. Бетонные плиты громоздились бесформенными кучами, торчали щербатыми доминошками в разные стороны. Там, где стены устояли, обугленные стропила обвалившихся крыш выпирали ребрами, как гигантские скелеты гниющих китов. А зияющие дыры исклеванных по периметру окон словно орали от боли страшных ожогов, закоптивших проемы и остатки рам.

— Это из чего же так молотили?

— Из пистолетов Макарова, наверное. Когда отдельные группы федеральных сил захватывали отдельных членов незаконных вооруженных формирований. Ты что, газеты не читаешь и телек не смотришь?

— Интересно, а в городе из таких же пестиков пуляли?

— А вот приедем, посмотрим.

Посмотрели.

Всю дорогу молча глаза таращили и головами мотали, будто им по шлемам кувалдой настучали.

На въезде в город, кварталы практически целых частных домов чередовались с улицами, вызывавшими в памяти кадры кинохроники о последствиях торнадо. Разнообразие разрушений было просто невиданным. На одной улице несколько домов, будто бы под воздействием какой-то внутренней тяги, сложились и стояли, напоминая конусами налезших друг на друга стен чукотские яранги. На другой — во дворах лежали просто аккуратные, холмообразные кучи мусора. На третьей — размолоченные в труху останки самана или битого в щебень кирпича разметены ровным слоем, хоть сразу асфальтируй поверху.

А ближе к центру пошли многоэтажки.

…Хиросима…

Пройдя по длинной широкой улице, вдоль искореженных трамвайных путей, колонна повернула налево. Спустилась по наклонному короткому переулку среди слегка подкопченных, со сплошь выбитыми окнами, но жилых пятиэтажек. И, наконец, остановилась перед шлагбаумом, напротив трехэтажного здания из светлого коричневато-желтого кирпича. Подъезд к зданию преграждали посты, укрытые за строительными бетонными блоками-фээсками. Сама трехэтажка была затянута от фундамента до крыши маскировочной сетью, очевидно для того, чтобы было трудней рассмотреть амбразуры среди мешков с песком, закрывавших проемы окон.

Это и был знаменитый ГУОШ, которому подчинялись все милицейские подразделения федеральных сил в Чечне. Вообще-то, если расшифровать эту аббревиатуру: ГРУППА управления оперативного штаба — то должна быть «она». Если танцевать от слова «управление» — то «оно». Но называть в женском или среднем роде главный штаб российского МВД в Чечне, битком набитый вооруженными до зубов мужиками, ни у кого бы язык не повернулся. Так и повелось: «ГУОШ приказал» или решил, выделил или отказал, поощрил или наказал… А также: «пошел он на хрен, ваш ГУОШ» или «сидите тут, в своем ГУОШе…». Впрочем, последние две фразы использовались в основном в процессе сражений с кадровиками и тыловиками средней руки, поскольку серьезные посты в этой конторе занимали серьезные мужики в генеральских или полковничьих погонах, к власти привычные и применять власть умеющие.

Была в Чечне и группировка внутренних войск, со своим командованием. Была и группировка министерства обороны.

А еще в Чечне были: комендатура республики, комендатура города Грозный и районные комендатуры, которым также подчинялись те же самые внутренние войска и милицейские силы, распределенные по комендантским участкам. Руководили комендатурами в основном офицеры ВВ, отчаянно дравшиеся с дудаевцами в январе-феврале и потому считавшие, что самый эффективный способ борьбы с боевиками — это массовые зачистки, и осуществлять их должны «менты». Но власть комендантов уравновешивалась наличием их же собственных заместителей по милицейской работе, подчинявшихся ГУОШу. А «менты», в большинстве своем, были уверены, что, после разгрома основных сил противника, массовые мероприятия стали бесплодной и только озлобляющей население показухой. И что боевиков надо вылавливать с помощью оперативных методов и точно спланированных акций.

Надо всей этой кашей возвышался находившийся тогда в аэропорту «Северный» штаб федеральной группировки, командовавший всеми силами: и МВД, и министерства обороны. Должность командующего федеральной группировкой в данный момент занимал командующий внутренними войсками МВД. Но военные из министерства обороны, кроме него (а в реальности — в первую очередь) подчинялись своему министру. Когда же должность командующего группировкой занимал подчиненный Павла Грачева — Героя России, Маршала России, Главного Стратега этой войны и автора исключительного по цинизму и идиотизму высказывания о ребятах, умирающих с улыбкой на устах, то картинка была с точностью до наоборот. Тогда всеми рулил военный, а эмвэдэшные генералы корректировали его указания в соответствии с политикой и волей министра внутренних дел.