– Друзья! Сегодня замечательный день! Наконец-то произошло то, чего мы все так долго ждали! Сегодня – 19-го марта – наша великая певица… самая яркая звезда нашей эстрады… развелась со своим бездарным мужем! Ура! – он поднял над головой бокал с шампанским и пригубил. А когда уже зазвучали первые аккорды, добавил с легкой меланхолией в голосе: – Этот вечер я посвящаю ей, этой талантливой, слегка полноватой женщине…

И запел. Точнее, считалось, что он запел. Но, как сказали бы опять-таки авторы «Городка»: «Лучше б он вымыл окно»…

Впрочем, нам с Иркой было все равно, подо что выламываться. Тем более что мы стали горячо обсуждать, правда ли, что Певица разошлась с Певцом? Мне казалось, что они уже лет пять как в разводе. А Ирка утверждала, что они по-прежнему живут долго и счастливо и Певица даже ждет от Певца ребенка.

Вскоре многие из присутствующих дошли до нужной кондиции. И вокруг нас образовалось плотное кольцо единомышленников.

Пел мужчина в затемненных очках. По правде говоря, он был абсолютно прав, что носил очки. Потому что, когда он их однажды снял, я увидела под его глазами такие мешки, каких не на всякой овощной базе можно встретить. Зато пел он действительно здорово. Лучше всего, когда песня идет из души. Я не столько ценю голосистость, сколько вот именно это.

Репертуар «затемненный» позаимствовал в основном из творчества Кузьмина, «Машины времени» и «ДДТ». На сей раз был Кузьмин – «Сказка моей жизни». Обожаю эту песню! Такая красивая, мелодичная. Я даже из круга вышла. Стояла в сторонке и балдела.

Вдруг слышу, кто-то меня окликает, робко так: «Девушка». Я даже сначала подумала, что это другая какая-то девушка окликнула. Оборачиваюсь. Смотрю, нет, не девушка – один из угловой четверки. «Можно, – говорит, – вас пригласить?»

«Ба, – думаю, – во я даю! Уже нетрадиционные западают!»

– Ну, пошли, – говорю.

И стали мы с ним танцевать. Приятный такой паренек оказался. Высокий, худенький. Глазки голубенькие. Так мы с ним полюбили друг дружку, что до тех пор, пока они не ушли, больше не разлучались. Жаль только, что я ему под конец вечера переносицу разбила. Точнее, он сам ею об мои зубы ударился. Так что сам и виноват! Нечего было вокруг меня прыгать! Я, когда смеюсь, себя не контролирую.

Когда мой голубоглазый ушел, я было взгрустнула. Но тут Чижиха чудить начала. Выхватил микрофон, подула в него и говорит:

– Товарищи! Прошу минуту внимания!

Все от неожиданности притихли и уставились на Ирку. А ей только того и надо.

– Я, – говорит, – петь не умею. Но сегодня у меня день рождения, а душа просит. Так что уж спою, пожалуй… Песни такой у вас нет, даже не ищите, – обернулась она к диджею, – и заголосила:

– В понеде-е-ельник я баньку топила, ох…

Голос у Ирки оказался, хоть и сильный, но противный до невозможности. Особенно в сочетании с припевом: «Ой, тюри-тюри-тюри-тюри-ря»…

Я несколько раз порывалась прекратить беспредел, но Ирка меня отпихивала. Так, пока она про все дни недели не спела, не успокоилась.

Вышли мы из караоке ближе к утру.

– Поехали ко мне? – предложила Ирка. – Купим тортик, чайку попьем.

– Да, поехали, – не раздумывая согласилась я.

В принципе я так и говорила дома, что ночевать не приду. Думала, что хоть сегодня-то у Севы найдется на меня время. Вчера не считается. Вчера у меня был день женской солидарности. Но, как выяснилось, она – эта самая солидарность – вышла мне боком. Сева мне за сегодня так ни разу и не позвонил.

«Ну и на хрен его!» – поразмыслив, отправила я Севу вслед за Таловым. Все же им там вдвоем не так скучно будет.

Квартира у Ирки оказалась очень уютная. Для одной комнаты – даже просторная.

Вид из окна, правда, малость подкачал. Почище, чем из нашего офиса. Гаражи, рельсы, кладбище. И все это ютилось на одном пустыре, абсолютно не мешая друг другу. Я подумала, что даже удобно – можно покойников привозить на дрезине.

Пока Ирка пошла заваривать вкусный чай с бергамотом, я отправилась в ванную.

Здесь тоже все оказалось более чем. Свежая светло-серая плитка. Сантехника – только что установленная. Зеркала – по штуке на стену.

Как оказалось, к «Русскому полю» у нынешней обитательницы дома какая-то просто испепеляющая страсть. На каждой полочке стояло по нескольку флаконов, причем каждый из них имел свое назначение. Один избавлял от перхоти. Другой – от преждевременного облысения. В третьем хранилось средство, придающее волосам объем. Кроме того, при более детальном изучении мне удалось выяснить, что, например, красится Ирка хной. Дезодорант использует без запаха. И любит стринги куда меньше обычных трусов из натурального хлопка.

Стоя под душем, я, как ни странно, думала не о Севе. А вспоминала голубоглазого паренька, зажимающего кровоточащую переносицу белым девчачьим платком.

Наверное, он мне все-таки здорово приглянулся. Не как мужчина, нет. Это была какая-то особая форма приязни, очень странная, ее почти нельзя описать. Просто хотелось увидеть этого мальчика когда-нибудь еще. Но я знала, что в следующий раз уже нипочем его не узнаю. Образ выветрился вместе с саке. Один только силуэт остался…

Обругав себя за невнимание, я вылезла из ванной. Обтерлась не вполне свежим полотенцем в красный горох. И вышла к Ирке.

Она уже вовсю молотила по клавишам недавно приобретенного ею ноутбука. Рядом с ней стоял пустой заварочный чайник и нераспакованный торт. Казалось, Ирка напрочь забыла, что мы с ней собирались пить чай. Еще вопрос, помнила ли она обо мне.

Я покашляла. Ирка продолжала с азартом набивать текст. Тогда я сказала:

– А что это нашему народу в пять часов утра не спится? Или ты с работниками метрополитена общаешься?

– Угу, – сосредоточившись на клавиатуре, буркнула Ирка.

Меня это начало раздражать.

– Ой, смотри, по кладбищу ходит кто-то!

– Где? – Ирка подскочила на табуретке и бросилась к окну.

Я аккуратно вышла из системы, захлопнула ноутбук.

– Все, Чижова, спать пошли! Не отскребемся на работу завтра.

– Ну, Оксанка, – захныкала неугомонная особа, – зачем же ты отключила? Я с Асланом не успела договорить!

– Да и черт бы с ним! Аслан еще какой-то…

Плюнув, я ушла в комнату. Нашла, где у Ирки хранится постельное белье. Расстелила себе и легла. А Ирка не поленилась, опять полезла в Интернет.

Я вырубилась моментально: Господи, помилуй, не успела сказать. Мне почему-то приснился Карл Борисыч, несущий на атласной подушке хрустальную туфельку. Вокруг много-много народу. Все смотрят на это шествие в великом волнении. Я тоже стою в толпе и вижу, как Карл Борисыч важно идет, выставив вперед свою клинообразную бороденку. Вдруг он сталкивается глазами со мной. Застывает. И – о, ужас! – сладострастно защелкав зубами, идет прямо на меня.