Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мить, я в Ливнево уезжаю, – говорила она. – Ты скоро приедешь?
– Если можно, не очень скоро, – полуспрашивал, полуутверждал он. – Я бы посидел еще…
– Хорошо, скажи только, когда машину прислать. А что ты будешь делать? – с любопытством спрашивала Лера.
Митя улыбался детскому интересу, звучащему в ее голосе.
– Я буду делать аранжировку, – отвечал он и, заметив непонимание в ее глазах, пояснял: – Буду переделывать кое-какую музыку для себя – так, чтобы я мог сыграть ее на скрипке.
– А-а! – уважительно говорила Лера. – А мне потом сыграешь?
И она уезжала в Ливнево с таким спокойствием в душе, какого не знала, кажется, никогда в жизни.
До собственного кабинета руки у Леры так пока и не дошли; она по-прежнему ютилась в какой-то каморке. Но, по правде говоря, почти этого не замечала.
«Не к спеху, – мимоходом думала она иногда. – Потом, когда театр откроется».
Телефон зазвонил в ее сумочке, едва Лера вошла в свой кабинет. Номер мобильного знали немногие, и она подумала, что звонит Зоська.
– Валерия Викторовна? – услышала Лера мужской голос. – Меня зовут Александр Иванович. Мне сказали, вам необходимо со мной встретиться.
– Что значит – мне необходимо? – удивленно переспросила она. – А вы, собственно, кто?
– Мне сказали, что вы сами встретиться хотели, – усмехнулся голос в трубке. – Что вам нужна кое-какая информация о делах вашего мужа.
– Да! – воскликнула Лера. – Извините, я не сразу поняла! Конечно, я хотела с вами поговорить. Когда мы можем встретиться?
– Сегодня, – ответил ее собеседник. – Я заеду к вам в три часа.
Несмотря на заботы, которыми, как обычно, был полон ее день, к трем часам Лера не находила себе места.
«А вдруг он мне сейчас такое что-нибудь скажет! – думала она. – Такое что-нибудь, что и жить не захочется…»
И она смотрела на обшарпанную дверь своего кабинета так, словно ее должен был открыть вестник с того света.
Но стук в дверь, раздавшийся ровно в три часа, меньше всего был похож на гром судьбы. Стук был спокойный, и дверь распахнулась так широко и уверенно, что Лере почему-то сразу стало легко – еще до того как она получше рассмотрела вошедшего.
– Ну и жара тут у вас! – сказал Александр Иванович с порога. – Чего же кондишен не поставите? Здравствуйте, Валерия Викторовна!
Лера смотрела на него и не верила своим глазам – так молод был ее гость.
«Да ему же лет двадцать! – подумала она. – Быть этого не может!»
Быть не могло – но вошедший действительно казался просто мальчиком. Он был невысок ростом, коренаст, светлые волосы на макушке топорщились смешным хохолком, и так же смешно был вздернут маленький, аккуратный нос. Глаза Александра Ивановича были прищурены – так, что невозможно было понять, какого они цвета.
Зато сразу бросалась в глаза одежда. Вздохнув, Лера разглядела фирменные «медузки» Версаче на пуговицах зеленого пиджака и на пряжке ремня. Из кармана пиджака выглядывала антенна мобильника; второй телефон болтался на ремне.
Одним словом, выглядел Александр Иванович так, что Лере сразу стало скучно. Особенно когда она заметила еще и сияющие камешками часы «Картье», и огромный золотой перстень на правой руке своего гостя.
– Здравствуйте, – сказала она. – Садитесь, пожалуйста.
– А может, мы в парк лучше пойдем? – вдруг предложил Александр Иванович. – Правда же, жара у вас, не продыхнуть.
– Пойдемте, – пожала плечами Лера. – Как вам удобнее.
Они вышли в парк и, пройдя немного по центральной аллее, свернули к ручью. День был действительно жаркий – настоящий летний день, – и Лера сама порадовалась, что вышла из душной каморки.
Александр Иванович шел чуть позади. Лера слышала, как поскрипывает мелкий гравий под его шагами. В молчании дошли они до ротонды на берегу. Лера села на скамейку между белых колонн, а ее спутник спустился чуть ниже к воде и остановился, обернувшись к ней.
Он стоял в тени высокого клена, пятна света и тени трепетали на его лице, и от этого оно казалось еще более юным.
«Неужели он действительно может сказать что-то серьезное?» – с недоверием подумала Лера.
Но что теперь было рассуждать?
– Александр Иванович, – сказала она, – я не знаю, насколько вам известна вся эта история…
– Известна, – перебил он. – Рассказали мне эту вашу историю.
И он снова замолчал, глядя на Леру. Из-за пляшущих пятен света она не могла различить, с каким выражением он смотрит на нее.
– Но тогда… – произнесла она с легким замешательством. – Тогда – вы можете мне что-то сказать?
– Могу, – кивнул он и снова замолчал.
– Александр Иванович! – наконец рассердилась Лера. – Смеетесь вы надо мной, что ли?
И тут он действительно рассмеялся – и преобразился совершенно. Лера увидела, как исчез «крутой» прищур, и свет потоком хлынул из его распахнувшихся глаз.
Глаза у мальчика оказались такие синие, что она едва не ахнула.
– Вы почему смеетесь? – спросила Лера, глядя в эту немыслимую синеву и невольно улыбаясь в ответ.
– Да вы не обижайтесь, – сказал Александр Иванович. – Ничего такого, правда! День хороший, настроение у меня хорошее. А вам очень идет это платье, – добавил он.
Платье на ней было как раз такое, какие вот-вот должны были войти в моду. Ната Ярусова называла этот фасон «из-под пятницы суббота». Оно было крепдешиновое, легкое, темно-сиреневое в мелкую светлую крапинку. Впереди на платье был длинный разрез, сквозь который виднелась светлая же мини-юбка.
Лера вообще-то и сама знала, что это платье ей идет. Ей шло все, в чем чувствовалось простое изящество. И овальное декольте шло, и прозрачный цветок у плеча. И она уже давно привыкла пропускать мимо ушей подобные комплименты, когда речь шла о деле.
– Спасибо, – сказала она, по-прежнему улыбаясь. – Значит, вы думаете – ничего страшного?
– Ну конечно, – кивнул он. – Вам же что сказали? Все за вами осталось, правильно? Ну, так оно и есть, не о чем волноваться!
Телефон в его кармане зазвонил, и Александр Иванович, не глядя, отключил его.
– Скажите, – медленно сказала Лера, вглядываясь в его лицо, – но почему же тогда… Почему же с ним это сделали? И кто?..
– Ну, кто! – усмехнулся тот; ясная синева его глаз спряталась снова. – Это вам зачем знать? Если посчитаться хотите, то не советую. А почему… Ну, нервишки расшалились у братвы, вот и… Очень уж им досадно стало – гляньте, парк один чего стоит! А против мэра-то уже не попрешь – себе дороже. Вот и выместили злость. Говорю же: не о чем вам беспокоиться. Дело-то яйца выеденного теперь не стоит.