посмотрела на меня, – ты и вправду прекрасный человек. Ты поддерживала меня, помогала и прикрывала, когда требовалось. Но я видела, что больше никто не был так близок в школе, как ты и Алекс. Я часто слышала из твоих уст всякие факты о нём. Сначала я не прислушивалась, думая, что ты тараторишь слишком быстро, а сумасшедшим лучше позволять выговариваться, – тут она рассмеялась, увидев мой гневный взгляд, – а потом заметила, что стала вслушиваться в суть разговоров. И понимаешь, я влюбилась в него. Знаю, что у него есть девушка, да и прекрасно вижу это. Я знаю, что он никогда не заметит такую, как я. Мне хорошо известно, что вы слишком близки, и мне не занять места в его жизни даже как другу. Но понимая это, я всё равно позволила себе влюбиться в него по уши и теперь начинаю теряться, когда он подходит, – Оливия посмотрела на Алекса, который в свою очередь не сводил глаз с нашего столика.

Алекс посмотрел прямо в глаза Оливии и улыбнулся – широко и открыто, самой очаровательной улыбкой на которую был способен. Оливия лишь грустно ответила ему, приподняв уголки губ и снова обратила свой взор на меня.

– Но это всё не имеет значения, потому что мне никогда не хватит сил и смелости сказать ему правду о своих чувствах.

Она снова обернулась к нему, но он уже сидел к нам спиной, увлечённо разговаривая со своей девушкой Кэтрин, нежно поглаживая её ладонь своими длинными пальцами.

Глава 13

Денёк в школе выдался очень даже тяжёлый, хотя это мягко сказано. В моей голове копошатся тонны мыслей, которые ни на секунду не могут оставить в покое. Понедельник. Что еще говорить? Одно только это слово вызывает во мне бурю отрицательных эмоций, заставляющих очередной раз впадать в депрессию и понимать, что жизнь – не сладкая штука. Понедельник – звучит как самое грубое ругательство. Хотя в какой-то мере мне даже жаль этот день, потому что он не заслуживает такого отношения пусть и является началом новой недели. Ведь этот день лишь хотел стать в жизни каждого началом чего-то нового и прекрасного, но вместо этого его ненавидят и винят во всех бедах, и я в том числе. Я стояла в коридоре, дожидаясь, когда Оливия допишет контрольную работу по британской литературе, третья за последний месяц. Этот предмет я любила больше всего. Изучать различные жанры, писать эссе, сочинения и небольшие рецензии по прочитанным произведениям, рассказывать перед всем классом, пусть тебя и редко слушают, что я почувствовала при прочтении очередной книги, искать смысл в написанном – для меня было самым прекрасным времяпровождением, помимо изучения истории написания.

Я читала даже слишком много для обычного смертного подростка, но получала массу прекрасных воспоминаний и картин в своем воображении. С помощью книг перемещалась в иной мир, переживала истории с героями, становилась частью необычайного мира, не поддающийся какому-либо описанию. Я питала в себя словно губка всё, что повествовал автор. Я осознавала ошибки персонажей и надеялась, что они их со временем исправят, а сама же в то время старалась не наступать на их грабли, увековечивая свою и без того печальную жизнь проблемами ненужных приключений. На страницах книг я искала саму себя! И в скором времени правда поверила в то, что я пережила все эти нескончаемые проделки, понимая мысли автора и, пытаясь создать в реальном мире что-то свое.

– Миа, ты где витаешь? – спросил меня весёлый девчоночий голос.

Я открыла глаза и мучительно посмотрела на человека, потревожившего меня, мои размышления, а самое главное – мой короткий отдых.

– Слушай, Оливия, когда ты так долго работаешь над незначительным зачетом, я с ума схожу, – ответила, мой глаз стал подрагивать, а спина прогибаться от усталости, – ясно?

– Не кипятись, – надула губки она, – для кого-то он самый простой и ненужный, а для кого-то, – тут она растянула слова, – это решающая оценка в семестре.

Я подняла руки в воздух и покачала головой, показывая, что сдаюсь и больше спорить с ней не намерена. Ибо именно это занятие было бесполезным, она была упряма, как баран, что меня в какой-то мере и восхищало в ней и даже немного забавляло. Оливия победно оскалила зубы и помчалась вперёд на всех порах. Я лишь мучительно выдохнула и, опустив голову, волоча сумку по полу, пошла за ней.

Я вышла на улицу вслед за сумасшедшей и вздохнула свежую прохладу в лёгкие. Ноги мои немного отекли, а голова раскалывалась от наплыва всякой ненужной информации – как спариваются кроты под землёй, не видя ничего, кроме темноты, как самка богомола съедает башку мужа после того, как изрядно оттаскает его хозяйство, как не навлечь на себя неприятности, приехав в Японию из-за слишком вредных жителей и много всякой ерунды. Я выдохнула с тихим стоном и откинула волосы с лица. Пыталась найти глазами Джейка, но мне это так и не удалось. Моё сердце в пятки упало от тоски. Где он был? Что делал? Зачем заставил меня мучиться в ожидании? Зачем заинтриговал перед учёбой?

– Твою мать, – выругалась я, злясь на весь мир.

– У кого-то паршивое настроение? – спросил парень, вставший рядом со мной. Я прищурила глаза и поджала губы.

Я повернула раскрасневшееся лицо и чуть не упала от страха, смешанного с яростью. Передо мной, как ни в чём небывало, стоял Тод. Он мерно покуривал сигарету, так же, как и я, облокотившись о стену. Он смотрел не на меня, не на кого-то из присутствующих, а далеко вперёд, будто думая, что сказать человеку, которого пытался изнасиловать.

Я сжала челюсть, зубы мои заскрипели, а кулаки автоматически приняли стойку боевой готовности. Ногти впились в тонкую плоть, оставляя еле заметные царапины.

– Эй, полегче, – предостерёг он меня, опуская мои кулаки, – я мириться пришёл, – сказал он голосом полный ранимости, а мне стало неприятно от того, что он вновь коснулся меня, по телу пробежал неприятный холодок. Пусть я и пыталась избавиться от воспоминаний той ночи, но тело по-прежнему продолжало все помнить.

Я подозрительно посмотрела на него, смиряя его строгим взглядом, кричащий, что всё равно ему не доверяю и навряд ли когда-нибудь прощу. То, что он сделал со мной, оставило глубокий след в виде кровоточащей раны на моей и без того искромсанной душе, которая никогда не заживёт, а оставит рубец или того хуже ужасный, уродливый шрам.

Я посмотрела на него полным отвращения и презрения взглядом и скачками перепрыгивая лестницу,