то, что я так поступил. Ничего, что я не сказал о том, что вы меня надоумили позвонить?

— Ни в коем случае. Напротив, пусть твой дядя гордится тобой. Запомни, со старшим поколением всегда нужно быть хитрее. Им не стоит волноваться попусту. А дать еще один повод для гордости никогда не будет лишним. И что еще он сказал?

— Он уже собрался меня искать, но я позвонил вовремя. Он уже набирал номер Людо Ксавьера.

— Видишь! Если бы вмешалась полиция, то все закончилось не так радостно.

— Верно, да… спасибо, что заставили меня это сделать. Дядя сказал, что знает о вас и о вашей клинике. Он спокоен. Он по-настоящему успокоился, узнав, что я проведу ночь у вас. Похоже, он переживал за мои раны на руках. Он хотел, чтобы мне кто-то помог. Он просил передать вам спасибо за то, что согласились так меня принять к себе.

— Это простая вежливость. Ничего особенного.

— Нет, особенно! Не каждый бы… согласился. Порой люди не хотят вмешиваться в проблемы других. Авось, сам справится. Лишь бы не впутываться, а то еще сам пострадаю. Людей всегда заботят только они сами. Они не помогут, если проблема не касается непосредственно их самих.

— Не стоит винить их в этом. Это просто самозащита, Энтони. Природный инстинкт. Не каждый воинственно рвется в бой за чужую незнакомую ему жизнь, это так. И это нормально. Пойдем, нужно заняться твоими ранами. И что ты делал руками? Колотил бетон?

Энтони залился неловкой краской, но не ответил. Скальд не стал вдаваться в такие подробности. Сейчас это уже не имело никакого значения.

Скальд заметил, что Энтони наконец расслабился в его присутствии.

«Это хороший знак».

Он уже не страшился чего-то неизведанного, не был охвачен гневом или отчаянием. Его движения стали плавными, а не резкими и размашистыми. Наступил миг успокоения, которого ему так не хватало, учитывая обстоятельства.

Скальд уверен, что именно к этому Энтони стремился — к спокойствию. Оно стало той его потребностью, которую он был не в силах удовлетворить. Энтони впал в состояние фрустрации — невозможность получить желаемое.

У Энтони не хватало внутренних ресурсов, чтобы прийти к спокойствию. Скальд же помог ему их обрести.

— И это ваша клиника?

— Точнее, частный кабинет. Да, он скромный, но мне большего и не требуется. Главное, чтобы мои пациенты получали то, что хотели и уходили довольными.

— Согласен. У нас с дядей тот же принцип. «Глубоководье» — маленький скромный магазинчик. Но у нас качественные товары, а потому все наши покупатели довольны. Никто не жалуется.

— Похоже, твой дядя хорошо в этом разбирается, не так ли?

— Еще бы! Он лучший в своем деле!

— Это превосходно. Я, пускай, точно не лучший в медицине, но считаю себя весьма способным. Впрочем, даже лучшим всегда есть к чему стремиться.

— Человеческие возможности безграничны. Вы об этом? Вперед и только вперед?

— Конечно же, Энтони. Стагнации не существует. Если ты не развиваешься, не идешь вперед, то тебя непременно тащит назад. Прогресс и только прогресс. И так во всем, а в своем любимом профессиональном деле — тем паче.

Скальд провел Энтони в медицинский кабинет. Ночной воздух полностью избавил это место от табачного дыма. Энтони сел на кушетку и осмотрелся. Скальд закрыл окна.

— А что с этим окном?

Скальд уставился на разбитое окно, заклеенное белым скотчем в несколько слоев.

— Кто-то… решил неудачно пошутить.

— Придурки!

Скальд был рад, что ему не пришлось рассказывать всю правду.

— С вами еще кто-то работает?

— Да, Лита. Моя медсестра. Хотя я отношусь к ней, как к напарнице. Она придет утром, и мы начнем работу.

— Вас только двое?

— И этого достаточно. Справляемся.

— И что именно вы лечите?

— У меня… широкий спектр. Помогаю всем, чем только могу. Как ты можешь догадаться, зачастую приходят с солнечными ожогами, укусами морских ежей или мурен, ядовитых змей. Самые разные травмы и переломы. Это касается и серфингистов, и дайверов. И по мелочи: ссадины, порезы. Забитые костяшки пальцев…

Скальд с укором взглянул на Энтони.

— Да будет вам! Я просто разозлился!

— Да, конечно, это я заметил, когда ты чуть не сбил меня с ног, словно носорог!

— Получается, вы чем-то похожи с мистером Мартинесом.

Скальд, доставая перекись и марлевые тампоны, любопытно выгнул бровь, взглянув на Энтони с интересом.

— Неужели?

— А разве нет? Он занимается спасением морских животных, а вы лечите людей. Хоакин же тоже врач по своей сути. И ученый. В одном лице.

— Профессор, насколько мне известно. Профессор Мартинес.

— Да, профессор. А мой дядя… он лечит потребности своих покупателей в хорошем морском оборудовании.

И Энтони заметно повеселел.

— Хм, похоже ты прав, — кивнул Скальд, — каждый из нас стремится помочь кому-то и сделать этот мир лучше.

— Это же замечательно!

Скальд не смог сдержать добрый смех. Ему не хватало такого позитива и юношеского оптимизма.

Он подвинул стул к кушетке, разложил бинты, пластыри, ватные шарики, перекись, спирт, пинцет и мазь на манипуляционном стеклянном столике.

— Давай сюда руку.

Энтони положил одну руку на столик. Скальд подставил под нее металлический почкообразный лоток и принялся обрабатывать рану перекисью, смачивая ею марлевые тампоны, держа их пинцетом.

— А ты чем хочешь заниматься, Энтони?

— Я?

— Да, будешь помогать дяде или…

— Я всегда хотел стать путешественником.

— Правда?

— Морским путешественником. Увидеть мир. Моря. Причалы. Океан, мистер Серпентес. Вот моя страсть. И то, что сейчас Сапфировое море закрывают, большой удар для меня.

— Но ты же понимаешь, что Людо Ксавьер не стал бы принимать подобные жесткие решения не будь на то веских причин? Ты сам видишь, что происходит. Нужно защитить людей любыми средствами.

— Но только в воде я чувствую себя свободным, понимаете? Только скользя на доске по волнам… и когда соленый ветер бьет в лицо, и когда погружаюсь, когда плаваю среди рифов. Это всегда захватывало мой дух. Я живу этим. Всю свою сознательную жизнь. Вода — моя стихия. Я просто не могу без нее!

Скальд обработал раны сначала перекисью, затем спиртом. Потом смазал лечебной мазью и наложил пластыри. Оставалось только забинтовать.

— Вот у вас есть такое, мистер Серпентес? Есть что-то, без чего вы жить не можете? Что вы скажете, если у вас отнимут медицину? Лишат этого кабинета? Отберут лицензию?

Скальд никогда об этом не задумывался всерьез. Зачем думать о том, чего никогда не случится? Он всегда был уверен в своих профессиональных способностях. Лишение лицензии ему никогда не грозило.

— Полагаю, я найду место, где мои способности пригодятся. Даже без лицензии. Навык останется со