– Видимо, надо что-то сделать. Ведь она – любовь всей моей жизни.

* * *

– Так, мне нужны топы, юбки, брюки и туфли, – сообщила Хейзел.

– А мне нужно красное платье. У меня нет красного платья. Я пытаюсь быть более женственной.

– Ты вечно это говоришь.

– Знаю. И в итоге вечно покупаю очередные джинсы. Не позволяй мне этого делать.

– Ладно. Где ты, кстати, обычно берешь джинсы? Мне твои нравятся.

– В «Топшопе».

– Ой, их джинсы на меня не садятся, я слишком толстая. Они не шьют джинсы для женщин с бедрами.

– Ты не толстая, – возразила Мелисса. – У тебя фигура амазонки.

Как и планировалось, они встретились в «Топшопе» и теперь шли по центральному проходу на первом этаже торгового центра «Селфридж» от парфюмерного отдела к одежным. Зачем таскаться по магазинам плебейской Оксфорд-стрит, что-то выискивая, когда можно прийти вот сюда, где есть сразу все? Так считала Хейзел, любительница крупных универмагов, часто посещавшая также John Lewis и House of Fraser. Мелисса как раз любила таскаться по торговым улицам, правда, не по субботам, когда на них не протолкнуться, ведь бутики – лишь акценты, общая атмосфера не менее важна. Вообще Мелисса предпочитала более богемные места – на Портобелло-роуд или в Камдене, где из кубика тени под навесом порой выглядывает лицо продавца, морщинистое и заинтересованное, в то время как ты перебираешь серьги, кулончики, ткани, а рядом, в небольшом киоске, продают фалафель или глинтвейн, – и можно не спеша бродить вдоль торговых рядов, попивая горячее на холодном воздухе, среди странно окрашенных лучей света, особого обаяния булыжной мостовой, грязного поблескивания канала. Торговым центрам недоставало собственного лица, в них не хватало свежего воздуха. А «Селфридж» был прямо-таки монстром, сверкающим гимном материализму, и продавцы стояли, как надсмотрщики, со своими открытыми баночками крема или флаконами туалетной воды, с чрезмерно раскрашенными лицами, посреди головокружительного избытка предметов, эскалаторов, буйства электрических огней. Несмотря на множество этажей с высокими потолками, этот центр создавал скорее впечатление чего-то подземного.

Мелисса уже довольно давно не ходила за одеждой – с тех времен, когда покупала вещи для беременных. Теперь все казалось слишком ярким, или слишком тесным, или слишком оборчатым, нарядами для клоунов и охотящихся за женихами нимф: вульгарные цвета, странные сочетания деталей. Мелиссу это утомляло, а не восхищало, как обычно.

– Что за фигня, – сказала она.

Но Хейзел уже увлеклась шопингом.

– Обожаю это место. – Она подхватила нечто ярко-зеленое, кружевное, с большими дырками.

– Я даже не знаю, что это такое.

– Это платье.

– Ого. – Мелисса заметила серую юбку и приложила ее к себе. – Хм. Не знаю, как я отношусь к плиссировке.

– Плиссировка для школьниц и дам за пятьдесят. Ты мне сама говорила.

– Разве?

Они изучили хлопковые вещи. Осмотрели шифоны, шелка и атласы – не переставая болтать.

– Я обязательно скоро к вам загляну, навещу его. – Хейзел говорила про Блейка. – Я ужасная крестная. Но я же тебя предупреждала, верно? Ну почему вы так далеко живете?

– Не так уж далеко. Просто доберись до «Лондон-Бридж» и сядь на поезд.

– Но… на поезд! На настоящий поезд!

Хейзел принадлежала к числу тех лондонцев, которые считают юг столицы каким-то отдельным государством. Запад – лучше всего. Река – граница мира. За этой границей простиралась ничейная земля, с чуждыми улицами, где небо темнее, а люди грубее. Она не понимала, зачем Мелисса переселилась на непонятно какую улицу в таком вот анклаве на крайнем юге, вдали от друзей, родных и цивилизации. Сама Хейзел жила в богемном Хаммерсмите. До Оксфорд-стрит можно было за несколько минут доехать на автобусе или на метро. На поезд она садилась, только чтобы уехать далеко за город – например, к морю.

– Вы, западные, сразу хлопаетесь в обморок, если переезжаете через реку, – заметила Мелисса. – Жалкое зрелище.

– Припоминаю, что когда-то ты была такой же.

– Ну да, но я эволюционировала. И кстати, я начинаю привыкать ко всем этим поездам. В них хорошо читается.

– Тебе виднее, – фыркнула Хейзел. – А что ты читаешь? Мне бы не помешали какие-нибудь рекомендации.

– Пытаюсь осилить «Мидлмарч», но, кажется, не смогу. Как всегда, Хемингуэя, некоторые его рассказы. Только что закончила «Дорогу» Кормака Маккарти. Хорошая, но очень депрессивная, про конец света.

– Терпеть не могу такие книги.

Они давно сошлись во мнении, что «Средний пол» Джеффри Евгенидиса – одна из лучших книг всех времен и народов. Мелиссе нравились «Поправки» Франзена, а вот Хейзел не особенно, этот роман казался ей хаотичным, полным авторского самолюбования. Она любила «Бегущего за ветром» Хоссейни, но Мелисса эту книгу еще не читала. Что же до всяких Чеховых, Делморов Шварцев, Грейс Пейли и еще более заумных книг, которыми увлекалась Мелисса, то у Хейзел не было на них времени.

Она была самой давней, самой храброй Мелиссиной подругой. Они вместе учились в начальной школе. Сейчас Хейзел работала в рекламной сфере. У нее была шикарная широкая улыбка, за которой прятался непристойный язычок, и длинные, пружинистые, полуфранцузские-полуганские кудри, ниспадавшие ей на спину. Она была самой красивой в их школьной компании, вызывала самую сильную зависть; мальчишки всегда сначала западали именно на нее – а потом довольствовались девчонкой попроще, если Хейзел оказывалась занята. Она была напористая, уверенная в себе, непосредственная. Сегодня она пришла в обтягивающем платье из голубой шерсти, с тенями карамельного цвета, в сапогах-чулках на высоком каблуке. И в красном пальто. Такая уж она была. Она всегда сверкала.

В обувном отделе Хейзел присела померить розовые туфли на танкетке, но ей не понравилось, как они смотрятся в зеркале. Она поставила их на место, и обе отправились дальше, мимо комбинезонов и джегинсов, мимо слепого, постукивающего тростью, идущего под руку с молодой азиатской женщиной, мимо двух человек с детскими колясками. В динамиках играл ремикс одной из песен Мэрайи Кэри. Мелисса посоветовала еще одну книгу, и Хейзел попросила отложить ее.

– Заберу, когда приду навестить Блейка.

– Вообще-то тебе совсем не обязательно его навещать. Я и так все время ему напоминаю, что ты его любишь. Твой главный долг как крестной – забрать его, если со мной и с Майклом случится что-нибудь трагическое. Если, конечно, я не убью Майкла до этого.

– Не говори глупостей.

– Это не глупости.

– Ты его любишь. Он твой воздыхатель.

Мелисса уже рассказала ей про текущие боевые действия на Парадайз-роу, про размолвки, про то, как Майкл не собрал сумку с ночными вещами для Блейка, когда они ездили к его родителям, как он забыл сменить ему подгузник перед прогулкой в парке, потому что он не думает о таких вещах, мужчины просто не