– … будь готов пережать, если вдруг кровь хлынет! Все уяснил?

Ивейн кивнул, с трудом сдержав ухмылку.

– Да поможет нам Создатель, – старый целитель поклонился в сторону окна, затем взял короткий загнутый нож с очень тонким лезвием.

Ивейн невольно поразился тому, как быстро и точно сделала разрез рука старика. Лекарь словно скинул с плеч несколько десятилетий. Бесследно исчезла дрожь в пальцах, а движения стали плавными и выверенными, как у опытного музыканта, который может сыграть свой репертуар в любое время суток. Хоть среди ночи его подними.

Сделав разрез длиной с ладонь, Идилиус отложил нож и взял из рук Ивейна странные щипцы. Он осторожно вставил их прямо в разрез и нажал. Края раны раскрылись. Ивейн увидел сломанную кость и белые осколки.

Какое хрупкое существо человек по своей сути. Ничего не стоит сломать парочку костей, лишив способности самостоятельно передвигаться, превратить в беспомощное создание. Просто удивительно, как люди заняли свое главенствующее место в этом мире, победив Бессмертных. Что дает им эту силу, перед которой не устояли даже Первородные?

Идилиус принялся доставать мелкие кусочки костей с помощью крохотных щипчиков.

Ивейн же в этот миг открылся Потоку.

Он чувствовал уверенность старика, с которой тот собирал сломанную кость воедино. Привычные точные движения. Сколько раз он уже проделывал такое, возвращая людским телам способность нормально функционировать?

Но не сегодня.

Не колеблясь ни мгновения, Ивейн толкнул один острый обломок с помощью Архэ. Тут же все внутри раны заполнилось алым. Кровь хлестала из разорванной артерии.

– Проклятье! – выдохнул старик.

Ивейн ухмыльнулся, глядя, как задрожали пальцы лекаря.

– Пережми здесь, – Идилиус на удивление быстро пришел в себя. – Нет, лучше я сам, – он выхватил из рук Ивейна зажим и перехватил артерию чуть выше разрыва.

Не сегодня, старик.

Ивейн нахмурился. Мастер Идилиус пошатнулся. Он зажмурил глаза и схватился обеими руками за виски, рот приоткрылся в немом крике. Кровь тут же хлынула с новой силой, пульсируя с каждым ударом ослабевающего сердца.

– Что с вами?! – Кассандра в два прыжка преодолела расстояние до операционного стола.

– Все в … – старик с усилием отнял одну руку от головы, попытался снова пережать артерию зажимом, но его пальцы промахнулись мимо инструмента и схватили воздух.

Он пошатнулся и с грохотом упал, едва не перевернув стол.

– Сделай же что-нибудь! – прокричала Кассандра.

Ивейн отпустил хватку Архэ. Должно быть, он сейчас стоит с надменной ухмылкой. Совсем неподобающее поведение для того, кто пытается спасти истекающую кровью девушку.

Он ухватил зажим, по-прежнему торчащий из раны. Сдавил, но не достаточно сильно, чтобы остановить кровотечение. Впрочем, оно уже и так почти прекратилось.

– Попробуй привести его в чувство, – сказал он, кивнув на лежащего без движения старика.

Кассандра принялась тормошить лекаря. Надавила двумя пальцами на шею.

– Он мертв, – прошептала она, бледнея.

Ивейн выругался.

– Нужно… – но в этот миг он почувствовал то, чего так желал.

Смерть.

Невидимые губы дунули на пламя свечи жизни Вайи. И теперь лишь едва различимый дымок исходит от обуглившегося фитилька.

Кассандра тоже это почувствовала, хоть у нее и не было способностей направлять Поток. Он увидел это по ее лицу. Застывшее, с напряженными скулами, оно вдруг стало каменной маской. Глаза утратили блеск, стали почти бесцветными. Она их медленно прикрыла.

Его:

– Мне очень жаль… – прозвучало совершенно бесполезно и бессильно, почти как издевка.

Но Кассандра его не слышала.

Не было рыданий, криков или истерик. Один раз она уже оплакала смерть своей возлюбленной. Видимо, все слезы остались там, на мостовой, под окном, из которого он вышвырнул Вайю.

Кассандра взяла с расправленной кровати старика покрывало и укрыла Вайю, оставив лишь лицо. Казалось, девушка спит, но кровь из страшной раны быстро пропитала толстую ткань, сделав почти черной. Кассандра вернулась к кровати, сдернула простынь и накрыла тело лекаря.

Затем она обняла голову Вайи и тихонько запела. Песня была простой и прекрасной, похожей на те, что матери поют детям перед сном.

Светит луна над крышей моей

Белая тропка легла до дверей

Спи, малышка, спи, малышка

Озорная моя мышка

Небо покрыто точками звезд,

Млечной дорожки раскинулся мост.

Засыпает мой ребенок,

Спи, котенок, спи, котенок.

Ивейн так и стоял, держа в руке окровавленный зажим. Теперь, когда все произошло, его охватило непонятное разочарование. Кассандра продолжала тихонько напевать:

Время придет, и ты подрастешь,

Ты из гнезда навсегда упорхнешь.

Моя птичка, моя птичка,

Засыпай, моя синичка.

Пусть твоя доля будет легка,

Ясными мысли и твердой рука.

Спи, родная, спи, родная,

Горестей и бед не зная…

Неожиданно песня оборвалась. Кассандра наклонилась и легонько поцеловала Вайю в губы, затем накрыла покрывалом и лицо.

– Я сделаю для тебя все, что угодно, я… – залепетал Ивейн.

Он смотрел на свою руку, которой совершил злодеяние, в ней до сих пор был зажат ненужный зажим, и от осознания того, кем он стал, захотелось лишиться этой конечности тоже. Словно подобная жертва могла вернуть хотя бы часть его потерянной души. Гнев прошел – осталась лишь грусть. Как это всегда бывает. Медленно кулак разжался, и зажим с грохотом упал на блестящий поднос.

Кассандра вздрогнула.

Она посмотрела на него, и все недосказанные слова застыли в горле ржавыми гвоздями.

– Что угодно? – переспросила девушка.

Кассандра говорила с ним и словно сама с собой одновременно.

– Все… – прошептал Ивейн.

Взгляд ее глаз, неожиданно ставший холодным и опасным, пронзил насквозь, заставив поежиться. Он помнил этот взгляд. Именно так она смотрела тогда на раненого бандита, прежде чем вскрыть ему горло. Взгляд убийцы.

– Я знаю, кто виновен в ее смерти, – Ивейн оторопел. – Помоги мне прикончить Залу. Убить этого жирного ублюдка и любого, кто встанет у меня на пути. Помоги отомстить.

Изгой

Расстояния от стены до стены хватало лишь на то, чтобы сесть, вытянув ноги. А высоты потолка нового жилища Абигора – едва-едва на то, чтобы встать во весь рост. Вернее, он мог бы выпрямиться, будь ржавая цепь, которую приковали к его ошейнику, хоть чуточку длиннее. Спать приходилось прямо на полу – здесь не было лежака или того, что могло его заменить. Если не считать квадратной дыры в одном из углов (она выполняла роль нужника), пол был абсолютно гладким – плотно подогнанные, грязные и липкие деревянные доски.