– Князья – они такие, да, – покивал отец Ярви.

– И он перекрыл Запретную цепью и не пропускает ни одну воинскую ладью – пока мы, северяне, не поможем ему отмстить неразумным коневодам.

Ральф расправил широкие плечи и выкатил грудь:

– Он же не посмеет остановить служителя Гетланда!

– Ты не знаешь князя Варослава. Более того, ни один разумный человек не захочет свести с ним знакомство. Мы сумели вырваться только потому, что я наплел ему с три короба: мол, я отправлюсь с вестями и соберу ему воинов со всего моря Осколков. Я бы на вашем месте развернулся и плыл дальше с нами.

– Мы поплывем дальше, – отрезал Ярви.

– В таком случае, желаю вам всяческой удачи с погодой. И надеюсь, что вам не понадобится удача в бою, – и Дженнер Синий отхлебнул из своего стакана. – Однако сдается мне, что она вам все-таки понадобится.

– Как и всякому, кто желает пройти через верхние волоки.

И Скифр легла на спину, заложив руки за голову, и протянула босые ноги к огню.

– Не хочешь испытать свою, пока есть возможность?

– Что у тебя на уме, женщина? – прорычал Гнутый.

– Дружеский поединок на деревянных мечах! – и Скифр широко зевнула. – Ученик мой уделал всех на этом корабле, я бы против него кого-то новенького поставила…

– Твой ученик? И кто же это? – спросил Дженнер, настороженно поглядывая на Доздувоя, который высился в тени подобно горе.

– Не, – отмахнулся гигант. – То не я.

Колючка сжала зубы, приняла решительный вид, поднялась и вышла к огню:

– Это я.

Повисло молчание. Потом Гнутый недоверчиво хихикнул, а вслед за ним послышалось еще несколько смешков.

– Вот эта недостриженная побродяжка?

– Девка? Да она щит не удержит!

– Ей не щит, ей нитку с иголкой держать надо! Пусть мне носок заштопает, хе!

– Тебя самого придется штопать – после того, как она тебя отделает! – рявкнул Одда, и у Колючки потеплело на душе.

Парень где-то на год старше вымолил себе право отмутузить ее в первый раз, и обе команды собрались в шумный круг. Запалили факелы, все орали, кто-то выкрикивал оскорбления, кто-то подбадривал поединщиков, кто-то делал ставки. Парень был высокий, с широкими запястьями и недобрым взглядом. Отец Колючки всегда говорил: «Страх – дело хорошее. Боишься – значит, будешь осторожнее. Боишься – останешься в живых». Ну и хорошо, ну и замечательно. Потому что сердце Колючки колотилось так, что чуть голова не лопалась.

– Это ж я деньги буду ставить на непонятно кого? – проорал Гнутый и рубанул серебряный браслет напополам топориком.

И поставил его, понятное дело, против Колючки.

– С тем же успехом можно было б деньги в реку бросить! Возьмешь вторую половинку?

Но Дженнер Синий только погладил бороду, и его собственные браслеты зазвенели:

– Нет уж, я свои денежки лучше приберегу.

Нервничать она перестала сразу, как скрестились деревянные мечи. Колючка сразу поняла: парню против нее не выстоять. Она увернулась от второго удара, отбила третий – и парень пролетел мимо нее. Он был сильный, но пер вперед слепо и зло, и вес распределять не умел. Она поднырнула под дурацки занесенной рукой, едва не рассмеявшись – это ж надо, какой неуклюжий! – дернула его щит вниз и врезала по лицу – хлестко и сильно. Парень осел в грязь, глупо моргая. Из носа хлестала кровь.

– Ты – буря, – для нее одной тихо сказала Скифр. Вокруг дико орали. – Не жди, когда тебя ударят. Пусть они тебя боятся. Пусть растеряются!

На следующего поединщика она напрыгнула с диким воплем, прямо после того, как Дженнер отмахнул – бой начинается. Вышибла в толпу не ожидавших такого дружков, треснула по животу деревянным мечом и выдала звонкий и четкий удар по кумполу тренировочным топором – аж вмятина на шлеме осталась. Тот пьяно зашатался, ощупывая голову – шлем аж по самые глаза ему насадился, а команда «Южного ветра» помирала с хохоту.

– Люди, привыкшие сражаться в щитовом строю, обычно не готовы к боковым ударам – только вперед смотрят. Используй эту слабость.

Следующим вышел крепыш-коротышка, осторожный и внимательный. Она позволила ему загнать себя к самому краю площадки – он теснил ее щитом, а команда «Черного пса» сначала улюлюкала, потом орала от восторга. А потом она как напрыгнула на него, сделала вид, что сейчас ударит слева, а сама ударила справа, поверх щита, он тут же поднял щит, и тогда она подцепила его за щиколотку топором, опрокинула на спину и приставила кончик меча к горлу.

– Вот. Всегда бей оттуда, откуда не ждут. Нападай. Бей первой. И последней.

– Сукины дети, ни на что не годитесь! – взревел Гнутый. – Позор на мою голову!

И он подхватил выпавший из руки предыдущего бойца меч, взял щит с маленькой белой стрелкой и вступил в круг.

Он был коварен, быстр и умен, но она была быстрее, умнее и гораздо, гораздо коварнее – Скифр научила ее таким финтам, что Гнутому и не снились. Она плясала вокруг него, изматывая, осыпая ударами, и так закружила, что он не знал уже, откуда ждать нападения. А напоследок она забежала сзади и выдала ему такой удар плашмя мечом по заднице, что шлепок аж в Калейве слышно было…

– Это нечестно! – прорычал он.

Стоял он ровно, но руку на отсечение можно было дать – битая задница зверски чесалась, но он сдерживался. Похоже, Гнутый решил надуться, но поскольку он дулся все время, Колючка решила, что пусть его.

– Можно подумать, на поле боя честно дерутся, – парировала она.

– На поле боя дерутся сталью.

И он бросил наземь тренировочный меч.

– Будь у меня в руке настоящий клинок, все было б по-другому.

– А то, – покивала Колючка. – Ты сейчас расчесываешь синяки на заднице и носишься с уязвленной гордостью. А если б по-настоящему все было, я б тебе кишки из разрубленной жопы выпустила.

Мужики с «Южного ветра» заржали, как кони, Дженнер попытался успокоить своего кормчего и предложил накатить еще по одной, но тот зло отмахнулся:

– Дайте мне топор, и я тебе покажу, что к чему, сука драная!

Тут смех стих, как отрубило, а Колючка оскалилась и сплюнула под ноги:

– Неси свой топор, свинья пятнистая, я тебя разделаю!

– Нет, – вдруг сказала Скифр, придерживая Колючку рукой. – Придет время, и ты встретишься лицом к лицу со Смертью. Но не сейчас.

– Ага! – сплюнул Гнутый. – Трусы!

Колючка зарычала, но Скифр оттащила ее прочь. И, прищурившись, сказала:

– Слышь, кормчий! Пустозвон ты, вот ты кто!

Вперед выступил Одда:

– Пустозвон? Был бы пустой, был бы пустозвоном. А в нем говна по макушку!