Геннадий не склонен кричать и повышает голос только в экстренных случаях. Я смотрю на индикатор давления. Он не должен подниматься выше 55, но Миша довел его до 80 – максимума отрицательного давления.

К счастью, ни я, ни оборудование не получили неустранимых повреждений, эксперимент можно продолжать. Я остаюсь в штанах пару часов, проходя различные медицинские тесты, например измерение давления, и снимая эхограммы сердца, шеи, глазных яблок и сосудов за висками. Вот и пригодились мои космические татуировки. Незадолго до запуска я сходил в тату-салон в Хьюстоне и набил черные точки на участках тела, чаще всего подвергающихся ультразвуковому исследованию (на шее, бицепсе, бедре и икре), чтобы не приходилось всякий раз выискивать нужное место. Это избавило меня от множества проблем. Мы измеряем давление жидкости в ушной раковине (прибор засовывается в ухо) и внутриглазное давление (датчик давления прикладывается к глазному яблоку при местном обезболивании), исследуем глазные яблоки с помощью лазера, способного зарегистрировать такие изменения, как хориоидальные складки и отек зрительного нерва.

Все это время я чувствую себя хорошо, как никогда в космосе. Постоянная тяжесть в голове ушла, и я сожалею, что пора снимать штаны и завершать эксперимент.

В тот же день я сижу в санитарно-гигиеническом блоке – в отсутствие гравитации этот процесс иногда требует времени. Саманта чистит зубы прямо возле блока, напоминающего кабинку в общественной уборной, и я слышу, как она мурлычет про себя, как часто делает за работой. Я вижу ее ногу в носке – она зацепилась за поручень на стене, чтобы оставаться на месте. Ее пальцы так близко, что их можно пощекотать, но я решаю удержаться.

Эта сценка может показаться диковатой людям, не знакомым с отсутствием приватности на космической станции, но мы к этому привыкли. Я только что читал о том, что участники экспедиции Шеклтона были вынуждены приседать за снежными наносами, а гигиенические процедуры осуществляли, обтираясь кубиками льда, так что мне повезло. Поскольку в ожидании мне нечем заняться, я созерцаю стопу Саманты, с помощью которой она удерживает тело в совершенной неподвижности, и размышляю о том, как сложна эта простая задача. Покажите мне одну только стопу, подсунутую под поручень при нулевой гравитации, и я точно определю, сколько времени провел в космосе ее обладатель. Когда Саманта была здесь новичком, она цеплялась слишком жестко, прикладывала слишком много сил и попусту утомляла лодыжку и большой палец. Теперь она точно знает необходимый минимум давления, а ее пальцы двигаются с изяществом и точностью, как у пианиста.

Прошлым вечером мы прекрасно провели последний совместный ужин с Терри, Самантой и Антоном. Из-за потери «Прогресса» у русских не хватает еды, и, хотя мы уверили их, что поделимся продуктами, какое-то время всем придется жить скромно. Я приношу салями, присланную братом с грузовиком SpaceX, и съедаю одну из последних порций русской курятины в белом соусе, дополнив блюдо американской говядиной. У русских было также нечто под названием «Закуска аппетитная», хотя с этим я бы поспорил.

Некоторые присутствующие признаются, что соскучились по фруктам, и неудивительно, поскольку вскоре после прибытия Dragon свежие продукты в нашем рационе закончились. Высушенные, вакуумированные, консервированные фрукты совсем не то что натуральные. Меня недавно обуяла тоска по дешевому местному пиву в маленьком барном стакане с теплой горьковатой пеной, какое пил мой отец. Дикая мечта: я не пил такое пиво с колледжа и ни за что не выберу этот напиток, снова оказавшись на Земле. Предпочитаю индийский светлый эль. Возможно, мне не хватает каких-то питательных веществ, содержащихся в дешевом пиве? Мы рассуждаем, начнется ли у нас цинга и как именно она проявляется, каковы ее симптомы. Все соглашаются, что само слово «цинга» звучит ужасно. Интересно, страдали ли от цинги участники экспедиции Шеклтона? Нужно заглянуть в книгу перед сном. В конце июня следующий грузовой корабль SpaceX доставит сюда свежие фрукты и овощи, а также ресурсы, в которых мы отчаянно нуждаемся, в том числе самое главное – контейнеры для дерьма, без которых невозможно выжить в космосе. Брат к тому же сообщил, что пришлет мне костюм гориллы. Я спросил, зачем он нужен на космической станции.

– Еще как нужен, – заверил он. – В космосе еще ни у кого не было костюма гориллы. А у тебя будет. Меня ничто не остановит.

Меня смущает, что часть груза будет составлять такая чепуха. Всегда находятся желающие покритиковать НАСА за любую трату, кажущуюся излишней, которые, разумеется, тут же вытащат калькуляторы, чтобы высчитать стоимость доставки костюма гориллы на орбиту. Марк объясняет, что в вакуумной упаковке он будет весить и занимать места не больше хлопчатобумажного свитера с символикой альма-матер или некоммерческой организации, которые иногда присылаются в рекламных целях.

Под конец ужина мы вспоминаем обо всех наших достижениях в этой экспедиции: о прибывших кораблях (включая те, что так и не долетели), о трудном и опасном техническом обслуживании станции с выходом в открытый космос, о важных медико-биологических экспериментах и исследовании грызунов, которое завершится послезавтра. Мы говорим о развитии наших отношений с разными центрами управления полетами – в Хьюстоне, Москве, Европе, Японии – и о восторжествовавшей культуре взаимного восхваления, в моей терминологии. Кажется, нельзя сделать ни единого шага ни в космосе, ни на Земле, не выслушав короткий спич: «Спасибо за ваш самоотверженный труд и потраченное время, потрясающая работа, мы это ценим». Тут надо выступить с ответной речью: «Нет, это вам спасибо, это вы, ребята, были просто великолепны, мы ценим вашу работу» – и так далее, до посинения. Все это диктуется благими намерениями, но мне кажется пустой тратой времени. Часто бывает, что я заканчиваю одно дело и уже перехожу к другому, как меня настигает «выражение признательности». Я должен все бросить, доплыть до микрофона, выслушать благодарности и отсыпать столько же ответных – много раз на дню. С учетом стоимости строительства и обслуживания космической станции культура взаимного восхваления обходится налогоплательщикам в миллионы долларов в год. Я обдумываю, как положить этому конец, когда Терри, Саманта и Антон отбывают.

В среду, накануне отлета «Союза» со станции, Терри должен передать командование МКС Геннадию. Этот небольшой ритуал, восходящий к военно-морской церемонии смены командования, отмечает момент, когда ответственность за станцию переходит от одного человека к другому. Вшестером мы немного неуклюже перебираемся в американский «Лэб», и Терри в это время произносит речь. Он благодарит наземные команды в Хьюстоне, Москве, Японии, Европе и Канаде, научные группы в Хантсвилле и других местах. Благодарит наши семьи за поддержку.

– Хочу сказать несколько слов об экипаже, с которым стартовал, – продолжает Терри. – Об Антоне и Саманте, моих брате и сестре.

Возможно, это кажется преувеличением, но я по опыту знаю, как объединяет пребывание в космосе в одной команде. Терри сделал бы все для них, а они для него.

– Мы провели вместе в космосе 200 дней, включая несколько дополнительных, и я не мог бы желать лучшего экипажа. Итак, с этого момента сорок третья экспедиция становится частью истории, и мы открываем следующую главу, сорок четвертую экспедицию.