в одинаковые условия, требовать от них одинаково. Опытный обязан перед неопытным, если он сознательный член рабочего класса, профсоюза, участник переустройства страны.

С этого дня от моих подчиненных я буду требовать не только выполнения прямых обязанностей по строительству, но и работы с людьми. Всякий, приехавший на Турксиб, должен знать, что обучение местного населения, подготовка его к деятельному участию в строительстве Казахстана — его обязанность!..

Вопрос: быть сдельщине или поденщине — пошел в Главное управление строительства дороги.

Весь день Елкин ездил по дистанции и вернулся часам к девяти вечера. Было начало октября, дул холодный, пронзительный курдай[10]. Инженер устал, прозяб. Уезжая, он велел сторожу как следует протопить барак, но сторож провел день в болтовне с водовозом и не подумал о печке.

Елкин сам затопил железку. Он был зол и на сторожа, и на ветер, и на себя.

— У меня все как-то не так получается, не могу наладить механизм, чтобы работал точно, аккуратно, — ворчал он.

Печка накалилась, тепло обволокло Елкина, и он успокоился. На днях проезжал по строительству уполномоченный Главного управления и хорошо отозвался о дистанции.

— Ваше достижение — нет пьянства, шинкарства, рвачества, — сказал уполномоченный.

Елкин прилег на топчан и размечтался о тех временах, когда дорога будет построена, когда он тысячам казахов даст квалификацию. «Не узнаешь степей! Из рек выведут оросительные каналы, на песках будут поля риса, пшеницы, сады. Построят заводы, фабрики, молочные фермы. Приятно будет проехать и вспомнить — здесь строил мост, там рвал горы, узнать какую-нибудь доску, гвоздь, вбитый своей рукой».

Вошел Тансык. Елкин встал, взял Тансыка за руку, улыбаясь и радуясь по-детски, начал журить:

— Где ты шатался? Мы тут крепко взялись, развернули большие дела. За месяц с небольшим — совсем приличный городок, кое-какие удобства и порядочная насыпь. — Он радовался и своим достижениям, и приходу Тансыка.

— Без меня плохо? — важно спросил Тансык.

— Что, что? — переспросил инженер.

— Без меня не идет дело, за мной прислал?

С Елкина соскочила вся веселость. Радостные морщинки сбежались в глубокую складку на лбу.

— Поезжай куда хочешь! Мне ты не нужен! — сказал он резко.

Тансык оторопел. Он поспешно стянул малахай и отодвинулся к двери.

— Иди сюда! — позвал Елкин.

Тансык подошел.

— Я никогда не думал, что ты такой большой дурак. Я тебя позвал совсем не потому, что без тебя у нас не выходит. Запомни, ты нужен ничуть не больше, чем любой казах. Не думай, что без тебя не построят дорогу. Построят, сделают, перевернут все степи, а ты можешь перевозить там какие-то новости! — Елкин стучал кулаком, вертел руками перед лицом перепуганного Тансыка. — Из тебя хотят сделать хорошего работника, научить, избавить от бродяжничества, вытащить из нищеты, сознательного гражданина, строителя сделать, а ты надулся гордостью. Глуп ты! Что ты умеешь? Сплетничать на дорогах, сочинять сказки! Вбей гвоздь, построй мне барак, мост!.. Ну, что молчишь?

— Не умею, — пролепетал Тансык. — Я джигит.

— «Джигит»! Никому не нужно твое джигитство. Собери всех джигитов по степи, вам одного метра дороги не построить, простого топчана, черт вас задери, не сбить как следует. Довольно!.. — оборвал себя Елкин. — Хочешь работать, будем говорить о деле… Садись к столу!

Тансык сел.

— У нас плохо с казахами. — Инженер прочитал несколько актов о побегах и угоне лошадей.

— Им мало платят, я спрашивал. Другим больше.

Елкин начал терпеливо объяснять сущность сдельной оплаты.

— Обидно, понимаю, хочется больше, но кто виноват? Казах увезет одну бричку, а русский, татарин, украинец — три. Мы казахам дали лошадей, брички, сбрую, готовы ждать год, два, пусть расплачиваются потихоньку. Дорогу построим, заведут хозяйство, все лучше, чем нищими быть. По-твоему плохо?

— Хорошо. Утурбай, мой брат, все говорил: «Надо пахать землю».

— А казахи бегут, лошадей уводят, путают адреса, меняют свои фамилии. Что это? Хорошо, честно? Вот тебе должность: сделайся землекопом или землевозом, кем хочешь, и учись работать, показывай пример. Неустанно разъясняй своим, что их никто не обманывает, напротив, им делают всякие поблажки. К тебе приставлю хорошего рабочего, учись у него.

Прослышали, что появился Тансык, и пришли к нему все три сотни казахов высказать обиды.

— Казах работает месяц, идет за деньгами, а ему говорят: «Тебе не полагается, ты все съел».

— Приехали на нашу землю и обманывают нас.

— Почему в контору не берут казахов? В конторе много платят.

— Казахам ставят неправильные цифры.

Тансык выслушал обиды и начал толковать, что казахи не умеют работать, надо учиться. Он стоял в середине круга, подняв вверх руки, кричал, не жалея голоса:

— Русские инженеры и техники есть. Русские завхозы, бригадиры есть. Казахов инженеров, техников, машинистов нет. Турксиб будет делать казахов землекопов, бригадиров, инженеров. Да здравствует Турксиб! Да здравствует сознательный казахский рабочий человек!

— Аман, аман! — кричали казахи. — Жаксы, Тансык, жаксы?

Агитатор перешел к заработку. Он доказывал, что всем платят одинаково. Будут казахи работать наравне с другими и получать будут наравне.

Но здесь он не нашел отклика.

— Э! — сказали казахи. — Тансык мало знает! — и разошлись с прежним убеждением, что их обсчитывают.

…Над степью плавал ночной холодок, начинались осенние заморозки. На песках лежал иней, будто прикрыли их белой кошмой. Землевозы впрягали лошадей. Водовоз у кипятильника освобождал бочку, струя воды звенела о дно ведра. Землекопы с лопатами на плечах шли по насыпи. В каждой лопате было по солнцу. Тансык шел с землекопами.

Пришли на место, где брали грунт; приехали брички,