Проза зайгонов мне всегда казалась крайне любопытной. Вечно представляю себе картину, как их огромные пупырчатые руки держат карандаш. Хотя в данном случае все было немного не так. Я потом объясню, честно. Если только не забуду, или будет лень, или если отвлекусь на какую-нибудь блестяшку.

Я снова вспоминал Алистера. Частенько это делаю, потому что люблю улыбаться. Я, конечно, ему говорил, что подумываю написать эту книгу, и надеялся, что он порадуется. А он только хмуро кивнул, и в тишине мы продолжили играть в «Риск» (ему всегда доставалась роль далеков, и это было немного нечестно).

– Ну что такое? – спросил я наконец.

– Это нарушение безопасности, – сказал он, сердито хмуря усы.

– Сам виноват, нечего было Италию без защиты оставлять.

– Я про книгу. Эта твоя книга – одно сплошное нарушение системы безопасности. Там ведь засекреченные материалы.

– Да, я уже размышлял об этом, – ответил я. – И придумал хитрый план.

Он закатил глаза.

– Неужели?

– Я на обложке напишу, что это вымысел.

– Да бога ради!

– Нет, правда. Я издам этот текст как художественное произведение о вымышленных событиях, и продавать в магазинах книгу будут только в отделах беллетристики. И все подумают, что это неправда.

– Но ведь это вовсе не вымысел. Это факт.

– Разницы никакой, – ответил ему я.

– Разница огромна! – Он ударил по столу своим огромным дурацким кулачищем, и все крохотные далеки на доске разом подпрыгнули, будто с перепугу. По-моему, я хохотал минут пять.

– Факт и вымысел – не одно и то же. Не говори глупостей, пожалуйста.

– Ах, Алистер, подумай сам. Вселенная огромна и существует уже очень давно. Знаешь, что это значит? Все, что только может произойти на свете, рано или поздно произойдет. Таковы правила. Это значит, что любая история, какую только можно сочинить, однажды в самом деле случится где-то в пространстве и времени. Разница между книгами о реальных событиях и книгами о событиях вымышленных только в том, что первые пишутся после этих событий, а вторые – до. Выходит, что книги о вымысле куда полезнее, разве не понимаешь? Записывая факты, ты просто копируешь их. А когда пишешь о вымысле, ты заглядываешь в будущее.

Мы еще немного посидели, и он посверлил меня взглядом. Я наклонился, поднял далека, которого он в меня кинул, и поставил обратно на доску. Алистер угодил мне далеком прямо в нос, хотя промахнуться мимо такого носа было, конечно, непросто.

– Но зачем вообще нужны «Заметки Доктора»? – спросил он. – Зачем записывать именно это приключение? Почему не любое другое?

Я знал, что он спросит об этом, и ждал вопроса с легкой опаской.

– Может быть, чтобы поразмыслить о нем, – ответил я. – Или чтобы вспомнить получше. Линии времени тогда сплелись в клубок, нужно было все расставить по местам прежде, чем оно забудется. Сделать для себя шпаргалку на будущее. Хотя, конечно, от шпаргалки мало толку, если ты не знаешь, что она у тебя есть, потому что не помнишь, как ты ее писал.

Теперь я стоял у окна и смотрел на улицу. Интересно, пытался ли я таким образом спрятать лицо? Мне не хотелось, чтобы он увидел меня в тревоге или сомнениях.

– Но это не все, верно? – спросил Алистер.

Солнце клонилось к закату, и мать вела по тропе маленького мальчика, держась подальше от старого печального дома. Я слышал, как гравий хрустит под их ногами. Мальчик держал в руке нитку красного шарика, который подпрыгивал в воздухе у них над головами, будто пытался сбежать. Я посмотрел на маленькую руку, вокруг которой была обмотана ниточка.

– Доктор должен был держать марку, – ответил я.

– Марку? Марку чего?

– Доктора.

– Ты говоришь что-то непонятное.

Я вздохнул. Ну как ему объяснить?

– Это было не приключение, – ответил я. – Это был день. Очень, очень долгий день, который тянулся годами и происходил снова и снова. – Мальчик обернулся и посмотрел на здание. Я задумался о том, сколько окон он видит оттуда, размышляет ли о тех, кто лежит в постели в этом доме и постепенно угасает, уходя из жизни. Я улыбнулся мальчику и помахал ему, желая показать, что не так уж все плохо. Но он только снова отвернулся и зашагал дальше по тропе. И правильно, подумал я. Уходи отсюда, смейся, играй, совершай ошибки и беги, беги, никогда не останавливайся. Всему свое время, и этому месту тоже.

– О чем ты говоришь? – спросил Алистер. – Не приключение, а день? Что это значит?

Я посмотрел на закат и собрался с духом.

– Это был день, когда Доктор понял, кем всегда должен быть Доктор.

Долгое мгновение Алистер молчал. Затем совсем рядом с моей головой в воздухе просвистел далек.

…Ах, простите. Затерялся в воспоминаниях. Вас предупреждали. Я очень стар, теряю марку. На чем мы остановились? Ах да, глава пятая. На этот раз написанная Доктором. Но которым? Которым из них?

– Я сначала подумала, что она просто на меня запала, – сказала Клара Освальд и притихла. Ну и странность, подумалось ей. Вокруг стояли Доктора, и их было трое: хмурый старик, от которого как будто бы веяло дымом войны, рассерженный тип, расхаживающий туда-сюда и точно знающий, что он круче остальных двух, и ее собственный, увлеченно созерцающий свои костяшки пальцев. Сколько она его помнила, Доктор всегда с некоторым подозрением смотрел на свои пальцы и иногда даже пугался, когда они вдруг шевелились. До нелепости странно было переводить взгляд с одного на другого и ясно, отчетливо понимать, что все они – один и тот же человек. Все они были очень разные, и одновременно все они были им. Она даже не могла придумать, как их мысленно называть по-разному. Просто Доктор, Доктор и Доктор.

– Клара, все хорошо? – ей пришлось проверить, чтобы убедиться, что этот вопрос задал ее Доктор.

– Да, прости…

– Ты говорила о Кейт Летбридж-Стюарт? – спросил тот, который бродил туда-сюда.

– Да, да. – Клара постаралась собраться с мыслями. – Так вот, мне сначала показалось, что она на меня запала или вроде того. Было странно как-то – каждый раз, скажи я что-нибудь или скорчи гримаску, я чувствовала, что она на меня смотрит. Не просто смотрит, а знаете такой взгляд, когда человек к вам неровно дышит. И каждый раз, когда вы смеетесь, что-то говорите или вообще что угодно делаете, то чувствуете, как он с вас глаз не сводит? Понимаете, о чем я?

– Боюсь, совершенно не понимаю, – вздохнул Доктор.

– Рядом со мной люди всегда так себя ведут, – усмехнулся Доктор.