– Хочу сказать тебе, Анни, что ты просто умница. Не знаю, что бы со мной было, если бы не ты. Спасибо от нас обеих.

– Не за что, – улыбнулась я. – Для меня большая честь – участвовать в таинстве рождения новой жизни.

– Как бы я хотела, чтобы ее отец был рядом! Мы отправили ему телеграмму, но одному богу известно, получит ли он это известие.

Внезапно я услышала тихое пение, и мое сердце погрузилось в черноту: я поняла, что новорожденной не суждено увидеть своего отца. Я заставила себя улыбнуться и солгала:

– Он скоро вернется.

– Я могу только молиться об этом. Принцесса Индира сказала, что вы завтра возвращаетесь в школу?

– Да.

– Как жаль, Анни. Я бы с удовольствием взяла тебя в няни вместо этой противной старухи, которую наняла моя мать. Обещай, что приедешь к нам еще.

– Хорошо, – ответила я, передавая ей ребенка.

– До свидания, Анни, и еще раз большое спасибо.

– До свидания. Всего доброго вам и малышке.

Я встала и направилась к двери.

– Тебе правда всего четырнадцать? – спросила вдогонку Селина. – Просто не верится. Вчера ты действовала как опытная акушерка.

– Правда. – Я улыбнулась на прощанье и вышла из комнаты.

Мы должны были уезжать в школу в одиннадцать утра, и у меня оставалось время на последнюю прогулку с Дональдом. Разумеется, ему стала известна история о том, как я помогла появиться на свет его племяннице.

Мы сидели на нашем любимом месте у ручья.

– Откуда ты знала, что нужно делать? – спросил он.

– Все очень просто. Нужно всегда следовать природе. Тело твоей сестры само знало, что делать, она должна была лишь довериться ему.

Я увидела в его глазах еще большее уважение.

– Боже мой, почему остальные люди этого не понимают? Мой отец тоже уважал природу… Ты так мудра для своего возраста, Анахита.

– Порой это скорее проклятие, чем благословение, – сказала я, ковыряя носком ботинка сухую, вытоптанную землю.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, иметь ум, который хочет найти во всем смысл. Для большинства женщин достаточно быть хорошенькой и иметь кучу новых нарядов.

– В нарядах я не разбираюсь, – улыбнулся Дональд, – однако могу сказать, что ты хорошенькая. Даже очень. Ладно, пора возвращаться.

Когда мы шли от конюшен к дому, он неожиданно произнес:

– Заешь, мне будет не хватать наших утренних прогулок.

– Мне тоже, – чистосердечно ответила я.

Он наклонился и нежно поцеловал меня в щеку.

– До свидания, Анни, приезжай к нам снова. Ты невероятная, и я очень рад, что с тобой познакомился.

Всю дорогу в Истборн мое сердце пело от радости. Мне не испортила настроения ни болтовня Индиры о том, с каким нетерпением она ждет встречи с Селестрией и остальными девочками, ни мысль, что придется провести в заточении еще несколько унылых, одиноких месяцев.

Потому что я встретила человека, который испытывал ко мне искреннюю симпатию. Я честно старалась убедить себя, что мы всего лишь друзья, хотя воспоминание о его губах на моей щеке говорило совсем другое.

Следующие два года в Европе бушевала война, и мы с Индирой не могли вернуться домой. На каникулы я оставалась в школе, а Индира гостила у своих многочисленных подружек. Я смирилась: в подобном положении оказались многие другие девочки, в том числе и моя подруга Шарлотта. Я старательно училась и готовилась к экзаменам.

Мы обе скромно отпраздновали шестнадцатилетие с каменными тортами из порошковых яиц. Индира заводила новых подруг, затем ссорилась с ними и обращалась за утешением ко мне. Я постепенно привыкла к ее переменчивой дружбе, зная, что мне вновь придется ее утешать, когда она разочаруется в очередной подруге.

Я страдала, но говорила себе, что благодаря ей у меня появилась возможность получить образование, чего так хотел мой папа. Я была если не самой способной, то уж точно самой старательной ученицей, и преподаватели заговорили со мной о поступлении в университет. Я понимала, что это невозможно, но было приятно, что они такого высокого мнения обо мне.

Рождество тысяча девятьсот шестнадцатого года мы провели в Астбери. Как я и ожидала, муж Селины погиб во Франции в октябре, и от поместья, погруженного в траур, трудно было ожидать веселых праздников.

Увидев меня, худая и бледная Селина в черном вдовьем платье улыбнулась.

– Здравствуй, милая Анни, я очень рада тебя видеть, – сердечно произнесла она.

На следующий день Селина разыскала меня и предложила пройтись.

– Я глубоко опечалена смертью вашего мужа, леди Селина, – сказала я.

Мы шли по замерзшему саду. Спустился туман, и несмелое зимнее солнце быстро сдавало свои позиции надвигающейся темноте.

– Спасибо, Анни, – ответила Селина. – Я все еще не могу смириться. Хьюго был так молод, вся жизнь впереди. А теперь его больше нет. Мать считает, что мне следует искать утешения в боге и в молитвах. А я, честно говоря, просто повторяю пустые слова, лишенные для меня всякого смысла, и с трудом заставляю себя войти в часовню. Наверное, ужасно, что моя вера пошатнулась именно сейчас, когда она мне больше всего нужна?

– Ничего ужасного, – ответила я. – Всегда бывает трудно понять, зачем уходят те, кого мы любим. Однако, отбирая, боги обязательно дают что-то взамен. У вас есть прекрасная дочь, которая несет в себе частичку Хьюго.

– Да, и я благодарна за это богу, или богам, как ты говоришь. И все равно мне страшно подумать, что я осталась вдовой в двадцать два года, вынуждена вернуться домой к матери и прожить здесь до конца своих дней, не имея никаких надежд на будущее.

– Я уверена, что вы еще обретете счастье, леди Селина, – сказала я, повинуясь какому-то внутреннему чувству. Не следовало в такое время говорить ей о новой любви, что ждала ее за углом, но я чувствовала свою правоту.

– Ты действительно так думаешь, Анни?

– Да. И запомните: не обязательно каждый день ходить в церковь. В каждом человеке живет частичка бога. Он услышит нас, где бы мы ни были.

– Спасибо, милая Анни, – с чувством поблагодарила меня Селина, и мы повернули к дому.

В то Рождество мне пришлось обойтись без утренних конных прогулок. Дональда несколько недель назад призвали в армию.

Морозным декабрьским утром, когда я пришла на кухню за завтраком, мне передали письмо.