критике совершенно не готовы и ничего кроме вариантов «даст ист фантастиш» слышать не желают. Хорошо еще, что любовнику почудился запах выдержанного сыра, а не что-нибудь другое, намного менее презентабельное.

— Госпожа администратор! — За воспоминаниями о прошлом вечере Елена Николаевна чуток утратила контроль за окружающей ее реальностью, а совершенно напрасно. — Мне кажется, что у этого бифштекса какой-то странный запах.

— Мы всегда закупаем для своего ресторана только свежайшие, самые высококлассные натуральные продукты. — Не подумав, выдала она привычно-стандартный, отработанный многолетней практикой ответ на жалобу одного из своих постояльцев, отчего тот скривившись от запаха тухлятинки и, отставив так и не отведанное блюдо, с самым решительным видом, принялся вылезать из-за стола.

И ведь всего лишь и надо было пообещать разобраться…. Воистину, право было чадо в том анекдоте, сделавшее свой вывод, что в нашей жизни никогда нельзя расслабляться. А теперь вот, экстренно вызванная оголодавшим посетителем ресторана санэпидстанция без всякого напряга обязательно отымеет всех причастных и непричастных, раз уж ей представилась такая возможность.

Два инспектора СЭС пробыли в гостиничном ресторане чуть не до самого вечера, перевернули вверх дном в поисках просрочки холодильники, под микроскопом изучили санитарные книжки всех работников, взяли смывы со всех поверхностей и, плотно отобедав нахаляву под предлогом дегустации готовящихся блюд, гордо удалились, пообещав известить администрацию гостиницы о результатах своих изысканий в конце недели. А вконец измученная и задерганная Елена Николаевна к себе на ресепшен потопала. Там, в ее отсутствие Светка, горничная с первого этажа, вроде как, была поставлена рулить. Но поставлена-то, поставлена, да только ее собственные обязанности горничной с нее никто не снимал, потому ничего удивительного, что на момент появления Вязниковой кресло за стойкой администратора сиротливо пустовало.

Но есть все-таки справедливость на свете! Прямо возле стойки, в совершенно пустом холле, валялся кошелек, даже на первый взгляд выглядевший многообещающе дорогим и очень упитанным. Мадам Вязникова немного воровато огляделась по сторонам, не видит ли ее кто-нибудь, и кошелек тот с пола подняла, после чего в комнатку позади рабочего места шмыгнула. Надо ж было удостовериться, что радость ее не преждевременна.

От вида толстенной пачки цветастых купюр у женщины радостно заколотилось ее сердечко. Это сколько ж здесь? И купюры почти сплошь по 500 и по 200 евро! От их пересчета Елене Николаевна почти что всамделишный оргазм испытала, настолько вдруг стало хорошо и благостно на душе. Девятнадцать тысяч пятьсот восемьдесят пять европейских тугриков, купюра к купюре! Только почему ж такая неровная сумма? Пришлось пересчитывать еще раз. И еще. Очень уж завораживающе сладостно шуршали эти бумажки. А потом вдруг внезапно острый приступ страха нахлынул: у них же в холле камера установлена, надо срочно бежать, удалять из записи компрометирующий момент, пока не поздно. Ухватив с крючка связку ключей, среди которых был и ключ от пультовой, взволнованная женщина поспешила на выход.

— Думали уж вообще не дождемся администратора! — Перед стойкой обнаружилась довольно возмущенная пожилая чета, явно желающая заселиться в гостиницу.

Елена Николаевна с трудом уняла охвативший было ее приступ паники. Подумала было уже, что это хозяева найденного ей кошелька вернулись. Но, вроде, совершенно левые старички. Даже выдохнула от накатившего облегчения: обошлось.

— Простите, со вчерашнего дня на ногах, — сама не зная зачем, соврала она по привычке.

— Мне кажется, у вас где-то прорыв канализации. — На лице держащей своего мужа под руку матроны от нахлынувших густой струей ароматов явственно проступило страдание. — Пойдем, Серж, я не выдержу, если такою вонью придется дышать постоянно, где-то здесь, по соседству, вроде, еще должна быть гостиница.

И они, гримасничая и зажимая носы пальцами, поспешили наружу. Елена Николаевна, наверняка, в любом другом случае испытала бы острую досаду, все же процентик от дохода гостиницы и ей в карман капал. Но не в этом случае. Не до вздорного старичья ей было, надо было в пультовую скорее бежать, чтобы поскорее подтереть ту злосчастную запись с камеры наблюдения.

— Простите! — Догнал ее возглас, когда она на втором этаже уже к двери пультовой подходила. — Вы ведь администратор?

— Да, что вы хотели? — Елена Николаевна напустила на себя самый деловой вид, оглядываясь на окликнувшего ее мужчину.

— Я где-то у вас в гостинице свой кошелек с большой суммой денег потерял. Вам ничего такого не передавали?

— Не знаю я ничего ни про какой кошелек! — А сердце так заполошно застучало, что еще немного и вовсе наружу выскочит.

— Фу! — Скривился вдруг растеряха-постоялец. — От этой двери тухлятиной так и несет! У вас там что, помер что ли кто-то?

— Ничего не чувствую, — на этот раз уже вполне честно призналась Елена Николаевна. Да только заряд виртуальной вони на этот раз очень стойким оказался. Мужчина еще раз потянул носом и буквально потребовал:

— Откройте эту дверь. Я уверен, у вас там лежит труп. Мне по роду моей службы подобные запахи хорошо знакомы.

— Это бельевая, и ключа от нее у меня с собой нет. Я чуток попозже схожу за ним и непременно эту комнату проверю. — Попыталась отговориться Вязникова от невесть что возомнившего себе клиента. В голове у нее на тот момент одна единственная мысль засела: подтереть записи, пока слишком поздно не стало.

К несчастью, на связке, прихваченной ей с собой, рядом с ключом от пультовой присутствовали и ключи от прочих хозяйственных помещений второго этажа. Ощутив новый заряд вони, постоялец окончательно уверился, что дело тут не чисто, а администратор сознательно не желает обнародовать свидетельства чьего-то убийства, потому, едва администратор скрылась за дверью соседнего помещения, набрал номер полиции и сообщил о своих подозрениях уже им.

Полиция долго не рассусоливала, буквально десятка минут не прошло, как они уже по гостинице вышагивали, распугивая своим видом постояльцев. У Елены Николаевны же быстро разобраться с записью не получилось. Она же только чисто теоретически со здешним оборудованием была знакома. Точнее, разобраться-то получилось, но в самый последний момент, когда уже и Дворжецкого известили, что у него в гостинице невесть что творится, а администратора на рабочем месте не наблюдается.

Бельевую открыли, все постельное белье переворошили, но никакого трупа, разумеется, не обнаружили. Все благополучно закончилось? Как бы ни так! Тут уж получилось как в той древней еврейской истории — про ложечки, которые вроде бы и отыскались, а осадочек то остался. Да еще экстренно прибывший Сергей Александрович Дворжецкий своей проштрафившейся любовнице форменный допрос устроил. А она на большую часть вопросов вообще молчала, «как рыба об лед». Мадам Вязникова же отнюдь не тупая была, разобралась с первопричиной, которая у окружающих ощущение вони вызывает. Другое дело, что привычка — великая вещь. Если всю сознательную жизнь лгала и изворачивалась, трудно перестроиться в одночасье, нет-нет, да и вырвется что-нибудь этакое, особо вонюченькое.

— Короче так, Леночка, — хмуро объявил Дворжецкий по итогам своих расспросов. — Это мое последнее, китайское предупреждение. Еще один крупный залет, и мы вынуждены будем с тобой расстаться. Слишком много в последнее время сделалось нареканий на твои недоработки. Вон, ту же сегодняшнюю СЭС взять. Ведь могла бы до нее не доводить, с клиентом все полюбовно разрешить. Так как, Вязникова, можно мне еще на тебя надеяться?

— Клянусь, я сделаю все возможное, чтобы сегодняшняя ситуация больше никогда не повторилась! — Отважилась поклясться мадам Вязникова под давлением начальника, и голову в плечи втянула, опасаясь, что снова вокруг нее вонь разольется.

Однако все тихо и спокойно было, ни малейшей нотки постороннего аромата. Очевидно, даже вреднючее проклятие, наложенное на старшего администратора гостиницы, и то посчитало, что она от чистого сердца говорит.

Дворжецкий с чувством собственного достоинства в свой «Бентли» уселся, а Елена Николаевна Вязникова облегченно выдохнула. Кажется, и на этот раз волна неприятностей мимо пронеслась, задев ее только самым краешком.

— Ни за что в жизни больше не буду врать! — Сама себе поклялась несчастная мадам.

От нахлынувшей волны вони, в которой знающие люди опознали бы запах пахучего секрета скунсов, закашлялись прохожие на улице, птицы, воркующие под крышей гостиницы дождем посыпались на землю, шикарный «Бентли», увозящий с гостиничной стоянки господина Дворжецкого, вильнув, на всем ходу въехал в здание областной администрации.

* * *

— Весь мир сошел с ума, весь мир сошел с ума… Какая досада… — негромко напевала Ирина Михайлова, подражая Фрекен Бок из любимого советского мультика, просматривая очередной блок новостей, в котором