Другое дело, что у меня были причины мандражировать и по поводу самой информации, засунутой в хитрый прибор-сейф, похожий на увеличенный переносной CD-плейер. Кто мог поручиться, что его не подвергнут тщательному осмотру во время посадки на борт самолета? Сейчас, наверное, у них с этим строго, после волны терроризма и особенно катастрофы одиннадцатого сентября в Нью-Йорке.

Впрочем, готовясь к худшему, я надеялась на лучшее.

Дальнейшие события показали, что мы паниковали зря. Были благополучно куплены билеты на рейс Турин – Санкт-Петербург, и, сидя в полупустом салоне лайнера рядом со взъерошенной Валентиной, я размышляла о том, что боялась, надо полагать, не того. Информация цела, нас никто и не думал задерживать. Быть может, неприятности ждут нас уже в России? Кто знает. У полковника Платова длинные руки. Вероятно, он уже успел передать Японцу, что мы с Валентиной сбежали, и дал новые инструкции. Каковы они, эти инструкции? Не попытается ли Японец тут же убрать босса во избежание всяких сложностей? Едва ли. Скорее всего он просто не доведет до сведения Родиона Потаповича, что мы сбежали, а будет пытаться вернуть нас и похищенную из-под носа базу данных до того, как босс узнает все.

Едва ли возможно угадать, что предпримет Платов. Ясно одно: я должна найти Родиона и предупредить его, а также сказать, что вывезенная из России секретная информация возвращена на родину. Задание генерала Азарха почти выполнено – пусть при сумбурных, а порой и откровенно комичных обстоятельствах, взять хотя бы того же Жан-Люка, но все-таки выполнено, базовая информация по уникальному проекту снова в России!

Я даже не заметила, как погрузилась в короткий, нездоровый, рваный сон, похожий на неглубокий обморок. Меня разбудил толчок в бок и слова Валентины:

– Вставай, приехали. Самолет через десять минут идет на посадку.

Валентина пыталась смеяться надо мной после того, как я объявила, что нам стоит переодеться. Ее я заставила напялить легкий летний брючный костюм светлых тонов и нацепить пошлую шляпку с очками. Сама же вырядилась в длинную юбку, надела короткий черный парик, опять же очки, но не солнечные, а с простыми стеклами, и навела чудовищный макияж. Валентина заявила, что ей надоели эти мои джеймсбондовские штучки с прыжками, врезаниями, угонами, переодеваниями и стрельбой, и потребовала прекратить идиотничать. Меня так и подмывало раскрыть ей истинное положение вещей (что она, кстати, от меня усиленно и по вполне понятным причинам требовала), но я знала, что босс мне ничего подобного не простит.

Надеюсь, что у него будет такая возможность – простить либо не простить. Для этого нужно как минимум свидеться…

Впрочем, я все-таки уломала Валентину сходить в туалет и переодеться. Потом я щедро намазала ее тональным кремом, чтобы придать лицу несвойственную Вале смуглость, и заставила нацепить черные полупрозрачные перчатки, по примеру тех, что носят жирные американские миллионерши.

– И откуда у тебя все это барахло?

– В Турине купила. По-быстрому. Ты же видела.

– А, ну да, видела, ага, – протянула она таким тоном, каким следовало бы сказать: «Да ничего я не видела, отстань!»

После смены имиджа мы переглянулись.

– Мы на себя не похожи! – сказала она, взглянув сначала на меня, а потом на свое отражение в маленьком круглом зеркальце. – Ну объясни мне, Машка, к чему вся эта клоунада? А? Ты что, перегрелась? Кто нам угрожает тут, в Питере? Ты мне так ничего толком и не объяснила.

– Объявили на выход, – сказала я, чтобы по-быстрому переменить тему, – поднимайся-ка, красавица. Мы с тобой итальянки. Приехали из Турина. Выйдем из самолета по отдельности, я первая, а ты за мной. Если будут подъезжать такси, не садись. Я сама к тебе подойду попозже.

– Но к чему все это? – недоуменно спросила Валентина. – Мне кажется, Машка, что ты глупостями какими-то занимаешься. Честное слово.

– Мне бы тоже хотелось думать, что ты окажешься права, – вздохнула я. – Надеюсь, что глупостями. Да, жуткими глупостями…

Я вышла из самолета и начала медленно спускаться по трапу. Накрапывал мелкий дождик, и больше всего я не хотела, чтобы поплыл мой макияж. Хотя косметика хорошая, но и на старуху бывает проруха.

Я прошла, глядя прямо перед собой и никуда по сторонам, через здание аэропорта и вышла наружу. Ко мне тут же подскочил какой-то мужичок и стал усиленно предлагать такси. Я даже не посмотрела в его сторону. Я остановилась и, глядя в зеркальце, стала делать вид, что поправляю макияж. Краем глаза я наблюдала за дверями здания аэропорта, откуда должна была появиться Валентина в своем туринском брючном кюстюме, очках и шляпке с прозрачными перчатками.

В этот момент я услышала над ухом голос:

– Добрый день. Простите, я не мог видеть вас раньше?

Я едва удержалась от того, чтобы не вздрогнуть. Мне необязательно было оборачиваться, чтобы узнать этот голос.

* * *

Японец!! Выследил! Но как, каким образом, как узнал, что именно этим рейсом – из не фигурировавшего до сей поры в деле Турина?

Как?

Но было не время для размышлений. Усилием воли я сдержала внутреннюю дрожь и, растянув губы в искусственной «иностранной» улыбке и показывая едва ли не все тридцать два зуба, повернула к нему голову вполоборота и произнесла тонким измененным голоском:

– Бон джорно, синьор. Таксисто?

Японец некоторое время смотрел на меня в упор. Не дай бог, если он знает итальянский, тогда мне точно кранты, вся легенда рассыплется, как песочный замок! Я еще несколько раз улыбнулась, а он сказал по-английски:

– Italian? Speak English? (Я кивнула.) I’m sorry, I am… м-м-м… перепутал, в общем, вали, цаца итальянская, – грубовато добавил он по-русски с явным расчетом на то, что я по-русски ни бум-бум. Я ослепительно улыбнулась, подтверждая его мнение, и направилась к машине. Я чувствовала, что он смотрит мне вслед пристальным, немигающим взглядом. Ближайший таксист, который слышал весь этот разговор, высунулся из окна и на скверном английском, от которого за километр пахло незаконченной средней школой, выкрикнул предложение подвезти меня по очень скромной цене. Я наклонилась к окну и громко, чтобы слышал Японец, спросила:

– How much? (Сколько?)

– Фифти долларз, – обрадовался он, – вери чип, вери чип. (Очень дешево.)

Я села в машину и наклонилась к его уху. Таксист улыбнулся и повторил свою косноязычную зазывалку:

– Вери чип.

– Вот что, – сказала я на чистом русском языке, – ты, шеф, зубы не заговаривай. Это где же видано, чтобы от Пулкова за полста баксов ехать? Это ты настоящим иностранцам мозги пудри, а мне не надо. Тут красная цена… тьфу.

– Так ты не иностранка? – вылупился он на меня. – Это… а что ж ты тому типу по-итальянски задвигала, мля, я подумал, что ты из Италии.