никому другому об этом не рассказывал. Я просто представлял, что это было бы быть с ней.

Рядом с девочками моего возраста я был застенчив. Слишком застенчив. У нас были некоторые танцы в школе Герберта Гувера, и я ходил туда с Фрэнком. Но я ничего не делал. Я не подходил к девочкам. Я не знал, что им сказать. Либо они подходили ко мне, либо это не случалось.

У меня была такая теория. Я думал, что они уже знают, хотят ли они со мной танцевать. Так что им просто нужно было подойти и сказать мне свое решение — да или нет. Если нет, они бы вообще не подходили. Если да, они бы подошли. Так что я просто стоял там.

Таким образом, у вас не получается много свиданий. Вы не знакомитесь с многими девушками. Может, поэтому Фрэнк получил значок, а я — нет.

Но я получил поцелуй. Пока я жил у дяди Джина, у меня была первая настоящая встреча с девушкой. И мне это понравилось.

У меня был друг по имени Стив из школы. Однажды в субботу он пригласил меня в кино. У него была девушка, которая его интересовала, и у нее была подруга, поэтому, когда он пригласил ее в кино, ему нужно было найти кого-то для подруги. Я согласился пойти.

Было неловко. Я не знал, что делать. Я даже не знал имени девушки. Но каким-то образом мы закончили обниматься в кинотеатре — прямо там, в Таун-театре в центре Сан-Хосе. Я не помню, какой был фильм, но помню, что было довольно многолюдно. Было достаточно многолюдно, во всяком случае, чтобы девушка была слишком застенчивой, чтобы продолжать целоваться на виду у всех. Так что я снял свою куртку и накрыл нами обоими головы. Стив и его девушка сделали то же самое. Мы все были застенчивы, наверное.

В это время я начал исчезать с семейных фотографий. На протяжении многих лет были сделаны снимки нас во время праздников, в горах на Пасху, на днях рождения и других мероприятиях. Когда мой отец женился на Лу, случайные снимки исчезли, и начались официально организованные фотографии. Мой отец работал в Kodak и всегда имел фотоаппарат и пленку дома. Он делал снимки, но Лу их организовывала. Обычно она ставила нас по росту, Бинк слева, а Брайан справа, со мной рядом с Бинк и Джорджем рядом с Брайаном. На всех фотографиях мы выглядим несчастными. Есть одна, где мы стоим в пижамах, которые Лу сшила нам своими руками, датирована июнем 1956 года. Мы выглядим так, будто стоим перед расстрельным взводом. Есть еще одна снимка спустя год, апрель 1957 года, сделанная в доме дяди Росса. Мы снова расставлены по росту, при этом вновь прибывший малыш Кирк находится на руках у Бинка, который выглядит немного более несчастным, чем остальные. Еще одна фотография через три года включает Лу, стоящую между Бинком и мной. У всех насильно натянутая улыбка, кроме меня. У меня закрыты глаза, на лице гримаса, а руки засунуты в карманы. Фотография датирована мартом 1959 года.

Начиная с следующего года, есть фотографии из дома, из домика и на праздниках, но меня там нет. Вся серия снимков летом 1961 года — лето после моей лоботомии, лето, когда они поехали в Вашингтон навестить дядю Фрэнка моего отца, меня вообще не показывает.

Следующая семейная фотография со мной — это праздничное фото через несколько лет. Джордж и Кирк сидят спереди рядом с Лу, которая носит нарядное пальто. Стоят сзади: справа Брайан в кардигане и слева мой отец в костюме и галстуке. Я в середине, одетый в ненавистный кордовый пиджак и галстук. У моего отца характерная улыбка на семейной фотографии, и он похож на Дэвида Севилля, отцовскую фигуру из “Элвин и бурундуки” или на парня, который играл отца в телешоу “Деннис-злобный сосед”. Остальные из нас почти полностью без выражения лица. Никто не улыбается. Джордж, Кирк и Брайан пристально смотрят на камеру, как будто им не верят. У меня на лице слегка сумасшедшая ухмылка, как будто я никому не доверяю.

Я остался у дяди Джина на весь учебный год. Насколько я помню, мне было неплохо. Семья была ко мне добра. Мой двоюродный брат Фрэнк был нормальным. Ребята из Herbert Hoover были нормальными. Я знаю, что мне не хватало Джорджа, и мне не хватало дома, но нахождение дома означало нахождение рядом с Лу, и это было сложно для меня.

Сложно и для нее, наверное. Фримен написал в своих заметках, что Лу видела меня всего два раза в течение шести месяцев, пока я оставался с миссис МакГроу. Я не думаю, что она видела меня вообще, пока я был у дяди Джина.

Я продолжал время от времени видеть Фримена, как и мой дядя Джин и мой отец.

«Говард думает, что у него неплохо идут математика, механика и правописание», — написал Фримен в марте 1962 года.

Он спокоен и улыбается, но его тетя говорит, что он ведет себя так, будто находится под постоянным успокоительным средством. Мальчик не научился завязывать свои галстуки, и его дядя обижен из-за этого, тем не менее Говард ухаживает за собой лучше и никогда не злится. Он небрежен к книгам, карандашам и тому подобному, он оставлял пиджаки в школе и футболки в своем шкафчике, он не делает свои задания [но] если господин Далли достаточно предусмотрителен, чтобы вовремя напомнить ему о том, что нужно сделать, он, кажется, делает это. Он лучше ладит с мальчиками миссис Далли, и она не предлагала переселить его.

В последней части все изменилось. К июню я начал терять гостеприимство. Фримен написал после встречи с моей тетей: «Она считает, что сделала для мальчика все возможное. Она говорит, что он не доставляет больше проблем, чем другие 3 мальчика, которых у нее есть, но отличается от них тем, что он отстранен».

Мой отец сообщал о разных прогрессах. Он случайно встретил Фримена на рынке Уайтклиф, где продолжал работать по вечерам, и сказал, что у меня все идет хорошо. «Говард, один за другим, отказывается от своих неприятных черт, — написал Фримен. — Он кажется более внимательным к другим, и, хотя он все еще небрежен и у него еще много недостатков, которые нужно преодолеть, он все время улучшается».

Но дома возникли новые проблемы. Это не имело ничего общего со мной. Лу заболела.

После случайной встречи с