и получил свою комнату, начал заботиться о себе, как взрослый.

Фримен не знал о некоторых событиях, происходивших дома и в школе. Все пошло к худшему.

В сентябре 1962 года я вернулся в Ковингтон. Там было много учителей, которых я не любил, и особенно я не любил мистера Проктора, учителя граждановедения. Так что однажды я разработал маленькое оружие и выстрелил в него — используя резиновую ленту и скрепку. Я бросил оружие в пустую парту рядом со своей, которую никто не использовал, чтобы Проктор не знал, кто это сделал.

Он все равно знал. Он не видел, как я это сделал. Он не нашел оружие на моей парте. Но он знал. Наверное, у нас уже была подобная история. Так что он начал искать свидетелей и брать показания. Он провел судебный процесс прямо там, в классе. Никто не хотел свидетельствовать против меня, но по окончании суда Проктор все равно признал меня виновным. Он повел меня в кабинет директора и рассказал ему, что я сделал. Меня отстранили до следующего понедельника. Мне сказали забрать свои вещи из класса и отправиться домой.

Ну, я не мог вернуться домой. Я не мог столкнуться с Лу. Она убила бы меня за отстранение. Я знал, что мой отец скоро узнает о моем отстранении сегодня. Но это не было причиной, чтобы вернуться домой раньше и быть наказанным Лу сейчас.

Тогда у меня была подруга по имени Лори. Мы говорили и держались за руки. Я чувствовал себя безопасно с ней. Она жила недалеко от Хиллвью Элементари, которая находится недалеко от Ковингтона. Так что я убедил ее дать мне ключ от ее дома. Она жила одна со своей мамой, и ее мама работала днем, поэтому дом был пустой. Я мог там зависнуть, пока не закончатся уроки. Лори сказала мне просто быть очень осторожным и “ничего не трогать”. Если ее мама узнает, что я остаюсь там во время учебного времени, она попадет в неприятности.

Я не планировал ничего трогать, но я наверняка многое потревожил. Я посидел там немного. Я посмотрел немного телевизор. Я съел закуску и выпил газировку. Мне стало скучно, и я начал блуждать по дому. В этом ничего интересного не было. Так что я пошел посмотреть задний двор. Дверь за мной захлопнулась, и я обнаружил, что заблокировал себя вне дома.

Вокруг всего двора был высокий забор — слишком высокий для того, чтобы я мог залезть на него. Я был высок, но не настолько высок. Я не мог скрываться во дворе весь день. Лори скоро вернется домой. Ее мама скоро вернется домой. Я обещал не трогать ничего, а теперь посмотрите, что случилось.

Я решил, что лучшее, что можно сделать, это вернуться в дом, привести все в порядок и затем выйти через переднюю дверь. Но я заблокировал себя вне дома. Единственный способ вернуться — это разбить окно. Так что я разбил окно и вернулся обратно. Но теперь было разбитое окно. Я положил ключ туда, где Лори мне сказала и выскользнул.

Думал ли я, что не буду пойман? Я не знаю. Я не помню. Но, конечно, меня поймали. Лори вернулась домой. Ее мама вернулась домой. Было это разбитое окно. Лори рассказала своей маме о том, что дала мне ключ. Мама Лори позвонила в наш дом и поговорила с Лу. Мой отец пришел домой, и Лу поговорила с ним. Все пошло наперекосяк.

Я не знаю, что именно произошло, но я не вернулся в школу в следующий понедельник. Я не мог. Меня исключили. Мой отец поговорил с директором школы в тот пятничный вечер. Каким-то образом их разговор привел к тому, что меня исключили из школы. Мне сказали не возвращаться в понедельник. Я никогда не вернулся.

Было начало декабря. Через две недели начинались новогодние каникулы. Я решил: ну и что? Я могу отдохнуть пару недель, а затем в январе вернуться и попробовать снова. Мне это не казалось таким уж большим делом. Что такое пара недель отсутствия в школе? Я провел это время сам, вдали от дома, катаясь на велосипеде в горах, исследуя окрестности, никто мне не говорил, что делать. Это было хорошее время.

Это было последнее хорошее время на долгий период.

Следующая запись Фримена от 6 февраля 1963 года. Это короткая заметка. Она зловещая. В ней есть ссылка на Агньюс — что могло означать только Агньюс Стэйт Хоспитал. Я знал об Агньюсе. Это была государственная психиатрическая больница.

Запись Фримена гласит: “Мистер Далли собирается отправить Говарда в Агньюс на 10-дневный период оценки. Школа [Ковингтон] определенно не примет его обратно, и он не может быть контролируем дома. Я сказал мистеру Далли, что буду рад предоставить больнице любую информацию, которую они захотят”.

Aгньюс — это огромный зеленый парк недалеко от железнодорожных путей в Сан-Хосе. Построенный в 1880-х годах, он занимает 90 акров ровных лужаек, огромных кипарисов и величественных испанских зданий цвета сливочного молока с крышами из красной черепицы. В наши дни здесь находится главный офис компьютерной компании Sun Microsystems.

Тогда он назывался Агньюс Стэйт Хоспитал и был известен как “большой приют для душевнобольных”. Он принимал пациентов с психическими расстройствами более семидесяти лет, пережив даже большое землетрясение в Сан-Франциско в 1906 году. Годы спустя я прочитал в газете о том, что несколько зданий обрушились, убив более ста душевнобольных пациентов. Когда все закончилось, медики наручниками приковали выживших пациентов к деревьям, пока здания не стали безопасными для входа.

В день моего прибытия был холодный, мрачный зимний день, и я был в наручниках.

Я уже находился под стражей некоторое время, будучи ветераном Детской тюрьмы, куда меня отправили мой отец и мачеха, когда они отдали меня под опеку системе.

После последней встречи моего отца с Фрименом, он и Лу начали оформлять бумаги, чтобы сделать меня “подопечным суда” округа Санта-Клара.

Для этого им пришлось сделать различные заявления. Они должны были изменить мой классификационный номер с 600, для “зависимого ребенка”, на 601, для детей, которые “вышли из-под контроля”.

Категория 600 была для детей, которые находились в опасности или нуждались в удалении из дома для своей собственной безопасности. Категория 601 была для детей, которые создавали слишком много проблем дома или были подвержены серьезной преступности. Категория 602 была для детей, которые уже стали правонарушителями, и которые причиняли