– Да, минимум!

  – А максимум?

  – Максимум – она мне дорога.

  – Дорога, значит?

  – Мам, ты хочешь, чтобы я тут, перед тобой, растёкся в признаниях любви к Валерии? Хорошо. Я влюблён, она дорога мне. Довольна?

  – Я переживаю за тебя! За девчонок переживаю! Прилетаю, а тут она, эта твоя Лера, хозяйничает, как у себя дома! Я не говорю тебе «подумай о себе», ясно, что именно о себе ты и думаешь, – мать всполошенно вскинула руки. – О детях подумай!

  – Думаю я о детях, думаю. Что дало тебе основания сомневаться в этом? Я о них двадцать четыре на семь думаю, за себя и за их мать. Но я живой человек, мам. И Лера… она… – он не привык делиться личными переживаниями с матерью, а она имела свойство придавливать в себе эмпатию, когда ей необходимо. Защитная функция не самой счастливой в личной жизни женщины. Игорь отлично понимал это, но впускать на свою территорию материнское недовольство не собирался.

  – Она юная, слишком молодая, она…

 – Да, молодая, красивая, умная, добросердечная, домовитая, – усмехнулся, вспомнив шутливое: «хочу показать свою домовитость». – Сделай усилие над собой, постарайся принять ситуацию такой, какая она есть.

  – А какая она есть, Игорь?

 – Неопределённая. Пока, – ответил он со вздохом. – Но я всеми силами стремлюсь к определённости, пожалуйста, не мешай мне. Нам не мешай.

  – Как бы тебе не пришлось жалеть!

  – Значит, буду жалеть. Сильнее я буду жалеть, если не дам нам с Лерой шанс.

  – Дурень! – горько улыбнулась мама, потрепав сына по голове, как когда-то в детстве, когда он отчаянно косячил, а потом так же отчаянно жалел об этом.

  Он вернулся в тихую квартиру, сел рядом с Лерой, притянул к себе, прикасаясь губами к взлохмаченной макушке, вдохнул запах свежести, сладости, колкой влюблённости, провёл рукой по оголённому предплечью и прижал к себе сильнее. Вдавил гибкое, стройное тело в себя, впитывая потрясающее чувство близости, давая себе возможность забыть о тревогах дня, заботах всей его грёбаной жизни.

  – Я не нарочно, – пролепетала Лера ему в грудь.

  – Не нарочно что?

  – Вареники эти… По телевизору шло кулинарное шоу, как раз с варениками, я ляпнула, что умею… и вот.

  – Всё отлично, Лер. Спасибо! Лет двадцать не ел домашних вареников. И девчонкам понравилось.

  – Лидии Максимовне не понравилось, что я здесь хозяйничала, нехорошо вышло.

  – Переживёт. Ты, кстати, где скалку взяла? – перевёл он тему.

  – В столе, – Лера удивлённо глянула на Игоря.

  – Интересно… никогда не видел.

  – Конечно, тебе домработница готовит.

  – Четыре раза в неделю, только обеды, иногда ужины, завтраки всегда я, и так, по мелочи.

  – Ты умеешь готовить? – поддела Лера, засранка красивая.

  – Меня больше удивляет, что ты умеешь, если честно.

  – Ну… я немногое умею, лишь повседневное. Пироги, блины, голубцы, мясо, гарниры, салаты, холодец... И борщ. Суши или пибимпап не умею, вот борщ – да, могу среди ночи с закрытыми глазами сваять. Его я с пятого класса готовлю почти ежедневно.

  – Ого!

  – До пятого класса бабушка соседская приходила готовить и убираться, а в пятом я «выросла». Так что, весь дом на мне был, – засмеялась Лера. – Сначала я злилась, подружки после школы идут гулять, а я готовить и гладить. Обидно было, жуть! Он же ещё придирался постоянно, то недосолено, то капуста крупно нашинкована, рубашки по несколько раз переглаживала! Потом поняла, что в большинстве случаев папа стойко ел бурду, мной намешанную, только когда совсем ужас-ужас – возмущался, а тогда обидно было. Ревела даже! Лера, говорил он, женщина должна уметь готовить. Вот будут у тебя дети, ты их чем будешь кормить? Сушами из доставки?

  – А ты что?

 – А я в пятом классе детей рожать не собиралась, – зашлась в смехе Лера, встряхнув кудрями. – Позже поняла – когда-нибудь у меня дети будут, и лучше их кормить дома, а не «сушами», а в пятом классе – так себе аргумент.

  – Действительно.

 – Зато к седьмому классу я домашних дел не замечала вовсе. Автоматически делала. Приготовила, убралась – свободна. Иногда приходили друзья папы, тогда он говорил: «сообрази-ка нам что-нибудь», я «соображала». Так и получилось, что вареники или борщ я готовить умею, а изыски – нет.

 – Хорошая моя, – уткнувшись в женскую шею, пробурчал Игорь, скользя по гладкой коже языком, останавливаясь в яремной ямке, замирая, чтобы ощутить удары пульса. Тук-тук-тук. Быстро, быстрее, ещё быстрее. – Ты будешь меня кормить борщами, а я тебя изысками в ресторанах. Отличный план?

  – Отличный, – буркнула Лера, оглаживая его плечи.

  Его вело. От всего. Запаха, вкуса, ощущения шелковистости кожи и мягкости волос. Тонкого стана, прижимающегося к нему, лёгких следов от юркого языка на своей коже, выводящего мелкий, замысловатый рисунок. Прохладной ладони, поглаживающей живот, стремящейся расправиться с пуговицей на джинсах.

  Его сносило. Уносило в небытие. От всего происходящего. От того, как прогибается Лера под его напором, отвечает на ласки, скользит руками, телом, языком. От сладости, свежести, поцелуев. Лёгких, переходящих в тягучие, долгие, отбирающих дыхание. От тихих, приглушённых стонов и откинутой шеи, позволяющей целовать себя бездумно, страстно, утопая в оглушающих эмоциях.

  – Игорь, – услышал он хриплый голос. Лера расставила ноги в простых брючках, прося ласки. Там, даже сквозь слои ткани, было горячо.

  Кровь ударила в голову, дыхание окончательно сбилось. Он хотел, господи, как же он хотел прямо здесь, сейчас, на этом диване, невзирая на обстоятельства и ситуацию, на то, что в нескольких метрах лестница на второй этаж, откуда в любой момент могут появиться девочки. Невзирая на погодные условия и весь мир. Сходил с ума, дурел, слизывая сладкую женскую испарину, утопая в своих и Лериных стонах.

  – Пойдём, – свой голос он не узнал, потянул за руку, она покорно встала и двинулась за ним в ванную комнату.

  – Лер, не могу больше ждать, – прохрипел он, защёлкивая дверь ванной с внутренней стороны. – Не могу, – он повернул женскую спину к своей груди, прижал одной рукой за талию, скользя ладонью по животу, а вторую положил на грудь, пропуская между пальцами сосок. – Как ты учила? Прищипнул, крутанул, да?

  – Да-а-а, – стон был ему ответом.

  – Так? – он быстро расправился с одеждой Леры, откинув в сторону футболку и спортивный бюстгальтер. – Смотри, так? – он видел её расфокусированный взгляд, скользящий по отражению, призывно приоткрытый рот и кончик языка, невероятно соблазнительно мелькающий между губ. – Прищипнул, крутанул.

  – О, боже.

  – Всего лишь я, – буркнул он, дёрнув собачку молнии на брючках, чтобы стянуть ткань по стройным бёдрам.