Десмос надолго замолчал, задумавшись.

— Ты заметила, Соня, как ненавидят нас эти преступники. Я видел это в их глазах! Но ведь именно я несу ответственность за их несчастную судьбу, за то, что обрек их влачить жалкое существование на Острове, словно диких зверей. Это безумие!

Девушка не отрывала взгляда от лица вельможи.

— Если я пройду через все это,— продолжал он, глядя как восходящее солнце желтым бутоном расцветает за пеленой моросящего дождя,— если пройду через это, то уже не смогу вернуться к прежней жизни.

— Отчего же? Чувство вины? Страх?

— Нет. Помнишь, однажды ты говорила о том, что есть время размышлять и время действовать? Так вот сейчас время действовать наступило! Я никогда не предполагал, что смогу так измениться — но это случилось. Словно я читал прекрасные стихи, но видел лишь их формy, красоту, изящное переплетение словес… а теперь мне впервые открылся их подлинный смысл, я обрел способность видеть изнутри то, на что раньше смотрел лишь извне. Я был холодным, отстраненным наблюдателем, но теперь это случилось, и я больше не могу оставаться в стороне. Не знаю, понимаешь ли ты меня? Я путано выражаюсь…

— Нет, почему же.— Соня вспомнила, как в единый миг нечто похожее произошло с ней самой, в тот страшный день, когда погибла ее семья. Старая жизнь умерла, не оставив ничего, даже воспоминаний — точно все это было с кем-то другим, не с ней. И все сделалось иным.— Такая же разница, как держать яблоко в руке — и надкусить его, да?

Королевский судья кивнул. Эта поразительная девушка в одной короткой фразе выразила то, что никак не давалось ему самому.

— Я не могу вернуться к прежним занятиям. Я изменился. Даже когда мы хоронили тех несчастных, я не мог повторять за Хубартисом слова погребального гимна. А ведь было время, когда благочестивые речи сами лились у меня с языка, я даже не давал себе труда задуматься над их смыслом. Точно так же, как я был абсолютно убежден в собственной правоте, в справедливости королевского правосудия, словом во всем, что окружало меня в той жизни. Сейчас же у меня такое ощущение, будто это было лишь во сне. Я ни в чем больше не уверен, ничего не знаю наверняка. Мир расплывается перед глазами, земля уходит из-под ног…

— Это пройдет. Сейчас ты устал, измучен переживаниями, но поверь мне, Десмос, пройдет время, и все станет по-прежнему. Конечно, ты изменишься, но не настолько, как это кажется сейчас. Треволнения этих дней понемногу забудутся, раны заживут, превратятся в шрамы, наконец, просто в морщинки…

— Но пережитое навсегда останется в моей душе. Я приду к смерти другим человеком. Однако наши приключения еще не закончены…— Он посмотрел на девушку твердым взглядом, и она увидела, что это глаза совсем другого человека, не того Десмоса, которого она знала на борту «Нироса».— Полагаю, мы едва ли еще когда-нибудь встретимся с тобой, Рыжая Соня?

— Боюсь, что так. Надеюсь, тебя не обидят мои слова, но я не слишком люблю Аргос. Зингарцы, ваши соседи, за своей напыщенностью и чванством сохранили толику былого воинского духа. Аргосцы не таковы. Прости, но вы стали народом торгашей, погрязли в роскоши и безумствах, вы ничуть не лучше аквилонцев, клянусь!

— Неправда! — Десмос был уязвлен.— Разве воины, которых ты видишь вокруг,— он показал на спящих,— не достойны уважения? Разве они плохо сражались, защищая наши жизни?!

Соня пожала плечами.

— Они прекрасные люди, не спорю. В отдаленных крепостях войска еще хранят боевой дух. Но разве ты, положа руку на сердце, сможешь сказать то же самое о столичной гвардии? О придворных, обо всех остальных, кто никогда не держал в руках меча и не желает этого…

— Да простит тебя Митра, Соня, но разве способность владеть оружием — главное в человеке?!

Раздосадованная непониманием вещей, которые представлялись ей очевидными, воительница нахмурилась.

— Ты говоришь, что изменился, Десмос, но, видимо, недостаточно. Разве ты не знаешь, что творится вокруг. Пикты набирают силу. Они воюют в Аквилонии и Зингаре, подбираются уже и к вашим пограничным крепостям. Чем встретит их Аргос, когда они окажутся на пороге? Стихами и сказаниями менестрелей? Золотом и шелками? Очень скоро это случится — тогда вспомни мои слова!

Но королевский судья лишь отмахнулся недоверчиво.

— Ты преувеличиваешь опасность. Пикты — дикари. На их стороне было преимущество внезапности, но в долгой войне они вымотаются, завязнут на просторах Аквилонии и Зингары. Никакой угрозы для Аргоса нет!

— Ты пытаешься уверить себя в этом, как и тысячи твоих соплеменников. Но я была там, я видела собственными глазами мощь этих «дикарей», их нечеловеческую злобу и одержимость. Рядом с ними шайка Урдуса — это малолетки, играющие в войну на заднем дворе, пока нянька не позовет их обедать.

Десмос видел ее неподдельную тревогу и, хотя не мог заставить себя принять правоту слов рыжеволосой воительницы, ощутил слабый укол страха.

— Что же ты предлагаешь, Соня? Что мы должны делать?

Девушка пожала плечами.

— Сражаться. Отбросить прочь все иные заботы, взять в руки оружие — и готовиться к схватке. Время действовать, Десмос! Действовать!

Восхищенный ее горячностью, вельможа покачал головой.

— О, юность! Как я завидую твоей убежденности! В тебе есть сила, Соня, великая сила. Но пойми, ты смотришь на мир, словно через прорезь воинского шлема. Должно быть, ты пережила много горя, и это ожесточило тебя. Мне кажется, в душе ты не желаешь мира и покоя, ты грезишь сражениями… Возможно, чтобы доказать что-то себе самой.

— Возможно…— Соня устало вздохнула, чувствуя, что продолжать разговор бесполезно. Десмос был прекрасным человеком, честным, умным, порядочным… Но он ничуть не отличался от тысяч других людей, наивно убежденных, что стоит им покрепче зажмуриться, и смертельная угроза отступит сама собой. Не в первый раз приходилось ей вести такие речи, и каждый раз она отступала в досаде и печали, не в силах никому ничего доказать. На миг ее охватило дурное предчувствие, предвестье близкой смерти… Не для себя, нет — но для всех остальных… Сама она не верила, что сможет когда-нибудь умереть.

Она дружески коснулась руки Десмоса.

— Не будем спорить. Я восславлю всех богов, если правым окажешься ты. Но сейчас, перед боем, не стоит думать об этом. У нас есть дела поважнее.

Придворный кивнул.

— Ты права. День предстоит не из легких. Смотри, Хубартис начал будить своих парней. Пойдем, попробуем раздобыть чего-нибудь на завтрак…

* * *

Урдус пробудился и с облегчением обнаружил, что лихорадка отступила. Он потряс головой, стараясь отогнать остатки ночных кошмаров. Заметив, что он шевельнулся, к вожаку тут же подошел Бетос. Он принес больному воды и спелых плодов — мясо у них уже давно кончилось.

— У тебя была страшная лихорадка,— сообщил главарю беспалый.