Некоторое время он читал молча, затем захлопнул том.

– Про африканское месторождение в этом издании еще не упоминается. Итак, россыпи и копи. Алмазы могут залегать довольно глубоко, но происходят сдвиги в земной коре, и они оказываются близко от поверхности земли, тогда порода вымывается естественным образом, течением ручьев и рек, получаются россыпи. Все примерно как с золотом.

– И это богатство валяется буквально под ногами? – от удивления раскосые глаза Скарлетт округлились.

– Боюсь, ты бы прошла по россыпи необработанных алмазов, даже не заметив. В природном виде они вовсе не походят на бриллианты в твоем колье. Блеск им придает искусная огранка.

Скарлетт всерьез задумалась, меж бровей пролегла складка. Ретт несколько секунд наблюдал за ней и хмыкнул:

– Прекрати хмуриться, дорогая. От серьезной мыслительной работы женщины дурнеют.

Она тут же опомнилась и даже потрогала переносицу – не появилась ли морщинка.

– Мы едем туда, – заявила она твердо.

– Не раньше конца сезона, – возразил Ретт, но заметив, как недовольно блеснули глаза жены, добавил: – Зимой путешествие по Атлантике не доставит тебе удовольствия. Это даже хуже, чем февральская прогулка по Чарльстонскому заливу.

Вспомнив приключение, едва не окончившееся гибелью, Скарлетт помрачнела. Ретт подошел, взял ее за руку, поднял с кресла и прижал к груди.

– Мы отправимся за алмазами, Скарлетт, если ты этого хочешь. Только пусть наступит весна. А пока насладимся радостями, которые дарит нам Чарльстонский сезон.

Путешествие на Африканский континент оказалось мучительно долгим и не слишком комфортным. Этот корабль не был предназначен для праздных путешественников. Большую часть пассажиров составляли бедняки, отправившиеся искать богатство на другом конце земли.

Хотя Скарлетт не рассчитывала и в душе не желала этого, Эжени Леру выразила согласие ехать в Африку. Ретт предполагал, что на новом месте трудно будет найти гувернантку, и сам поговорил с француженкой. Скарлетт не знала, что он ей сказал, но ревниво прислушивалась к французской речи из соседней комнаты. Она не разобрала почти ни слова, однако по интонации ей почудилось, что мадемуазель приняла предложение чуть ли не с радостью.

«Леру влюблена в него, теперь не может быть никаких сомнений, – подумала Скарлетт, и сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия. – Уволить ее безо всяких объяснений? Но что я скажу Ретту? Что мне невыносимо присутствие в доме юной красавицы? Что, глядя в зеркало, я понимаю: моя молодость уходит, как песок сквозь пальцы?.. Нет, это недостойно – лишать девушку работы лишь потому, что она молода и красива. Ретт будто не замечает ее восторженных взглядов, но мне ли не знать о его проницательности! Он видит людей насквозь и, конечно, давно понял, что пленил воображение этой Леру. А вдруг он поддастся искушению? Ведь сам говорил, что мужчины готовы любить первую встречную красотку. Вдруг это искушение пересилит любовь ко мне?.. Нет, – взяла себя в руки Скарлетт, – я не буду думать об этом. Этак можно спятить, если в каждой женщине видеть соперницу. Я должна уверить себя, что никакой опасности эта девчонка представлять не может. Ретт любит меня, и только меня!»

За время морского путешествия Скарлетт немного успокоилась. Гувернантка жила в каюте второго класса, и виделись они только во время прогулок по палубе и в столовой.

На тридцать девятый день после отплытия из Бостона корабль вошел в бухту Кейптауна. Открывшаяся взору пассажиров картина поражала своей величественностью. За выдающимся в океан Западным Мысом, на котором раскинулся город, возвышалась широкая гора, с плоской, словно срезанной ножом верхушкой. Над ней полупрозрачной кисейной скатертью распласталось облако.

«Столовая гора, знаменитая Столовая гора…» – послышались восклицания в толпе пассажиров, сгрудившихся на палубе.

Путешествие было окончено.

К началу 1881 года Кейптаун, полтора века остававшийся главным форпостом голландской Ост-Индской компании, уже более семидесяти лет считался столицей Капской провинции, колонии Великобритании. За эти годы англичане весьма преуспели в насаждении прогресса на южной оконечности африканского континента. Число английских построек в городе едва ли не преобладало над голландскими; владельцами отелей и лавок были преимущественно англичане; корабли, привозившие станки, машины, кофе, чай, и увозившие в метрополию капские вина – основной доселе продукт экспорта, – тоже принадлежали англичанам. В последнее десятилетие эти же суда доставляли в Кейптаун тысячи и тысячи людей, мечтающих найти богатство на берегах Оранжевой реки, и город стал перевалочным пунктом на их пути к счастью.

От алмазоносных земель Кейптаун отделяло около шестисот миль, и предприимчивые дельцы организовали прямо в порту конторы, занимающиеся отправкой добытчиков на конных фургонах вглубь страны, к берегам Вааля и Оранжевой реки.

Еще спускаясь с корабля по трапу, Скарлетт обратила внимание на толпы, осаждающие небольшие строения по ту сторону площади, и заволновалась:

– Ретт, неужели все эти люди приехали за алмазами?

– Скорее всего, да. Ты никогда не слышала, что желание разбогатеть один из основных человеческих инстинктов? Как видишь, конкуренция слишком велика. Может, откажешься от своих грандиозных замыслов?

– Не мели чепухи! Мы проделали такой путь не для того, чтобы вернуться назад. Надо бы узнать, как добраться до мест, где добывают алмазы.

– Но прежде стоит отдохнуть. Даже мне, любителю морских путешествий, это плавание показалось чересчур долгим.

Сделав последний шаг по трапу и ступив на берег, Скарлетт пошатнулась и ухватилась за рукав мужа.

– У меня земля под ногами качается, – обернулась она с улыбкой.

Прошло почти полвека с тех пор, как буры – голландские фермеры-колонисты – были вытеснены англичанами с давно облюбованных ими земель на южной оконечности африканского континента и в поисках новых пастбищ переселились на север, вглубь страны. Они обосновались в бассейне рек Вааль и Оранжевой. Однако край этот недолго оставалась прибежищем мирных скотоводов с их фермами и редкими небольшими поселениями. В середине шестидесятых годов неподалеку от поселка Хоуптаун был найден первый крупный алмаз, за ним еще несколько – и к концу десятилетия стало ясно, что по богатству залежей алмазов эти места не имеют себе равных в мире. В 1873 году министр колоний при правительстве Гладстона, Джон Вудхаус, граф Кимберли, аннексировал алмазоносные поля, и Хоуптауну было присвоено его имя.

За восемь лет Кимберли превратился в настоящий город. Основную часть его населения составляли алмазодобытчики, тысячами слетевшиеся на благословенную землю. Многим улыбалась удача – наткнувшись на россыпи алмазов, они перелопачивали свой участок на несколько метров, пока не заканчивался алмазоносный слой, и спустя месяц или два почитали себя богачами.