А я пока здесь поставила. Красивая штука. Может, заберете, Янна Сергеевна? — предлагает горничная без энтузиазма. — Тут и абажур, и подставка имеются.

Видимо торшер приглянулся ей лично.

— Конечно, — улыбается Яна, к явному неудовольствию горничной. — Я его сама делала, когда мальчишек ждала.

Мне хочется спросить любимую, о чем она думала тогда? Мечтала? Но язык не поворачивается задать подобные вопросы при постороннем человеке.

— Я все заберу, — кивает Яна. — А вам, Нина Григорьевна, за помощь полагается небольшая премия.

Достает к радости горничной несколько купюр и добавляет поспешно.

— Прощайте!

С сумками, набитыми шмотьем и игрушками, мы торжественно шагаем через главный холл. Яна несет торшер, как священную реликвию, а у меня в руках два баула. Ничего лишнего.

— Ты потом не пожалеешь? — интересуюсь, засовывая вещи в багажник.

— Ни капельки, — улыбается Яна. — Мне тут ничего не надо, и ничто меня не держит. Едем, Никита!

Обхватываю любимую за плечи. Целую куда-то в висок, глаза, волосы. Чувствую, как Янкины руки оплетают мою талию, и вздрагиваю, услышав окрик, так похожий на Архипа.

— Янна!

Моя любимая отстраняется и, выглянув из-за моего плеча, приветливо кивает кому-то.

— Ставрос…

Повернувшись, изумленно гляжу на высокого грека, как две капли воды похожего на Архипа и Пантелея.

— Привет, девочка, — улыбается он, подходя к нам. Смотрит строго, но без осуждения.

— Я полагаю, тебе не нужны соболезнования, — усмехается совершенно спокойно. — Архип был еще тем сукиным сыном. Уверен, по нему никто убиваться не станет.

— Разве что Пантелей, — пожимает плечами Яна.

— А где это дарование? — с издевкой интересуется Ставрос. — Дед поручил нам с ним доставить брата на родину. Архипа похоронят в фамильном склепе. Ты, я так думаю, сопровождать процессию не планируешь?

— Даже не знала о ней, — цедит Яна. — С моей стороны было бы странным оплакивать собственного тирана. Ты же знаешь…

— Конечно, — отрезает Ставрос. — Дед так и сказал… Ему не нравилось, что с тобой творил Архип.

— Так почему же никто не вмешался? — возмущается Яна.

— Невозможно влезть в чужую семью. Понимаешь? Это табу для любого уважающего себя мужчины.

— Прощай, — печально машет рукой Яна. Хватает мои пальцы, словно спасательный круг. — Больше не свидимся.

— Не зарекайся, девочка, — басит Ставрос и уточняет еще раз. — Где Пантелей?

— Обыскивает гостиницу. Когда мы уходили, был в пентхаусе, а сейчас, может, роется в жбанах с пищевыми отходами.

— Смешно, — равнодушно кивает Ставрос. Обжигает напряженным взглядом и осторожно роняет. — Тебе Архип ничего не говорил?

— О чем?

— Они с Лаурой украли документы у старого Пантелея. Дарственную на участок, где расположена «Артемида». Эти бумаги датируются началом прошлого века. Других нет. Сама понимаешь, восстановить его нельзя.

— Архип не делился со мной сокровенным, — мотает головой Яна. — Я ничего не знаю. Прости.

— Ладно, разберемся, — натянуто цедит Ставрос. — Но если вдруг найдешь…

— Я покидаю отель с двумя сумками. Там нет ничего, кроме вещей и игрушек. Ты можешь лично проверить…

Моя любимая разводит руками.

— Почему так? Тебе полагаются хорошие отступные…

— Не хочу, Ставрос. Правда. Меня и так все устраивает. Прощай.

— До свидания, Янна, — рычит нам вслед еще один Василиди.

— Может, из-за этих бумаг его и убили, — вздыхает Яна, усаживаясь на переднее сиденье Крузака. — Каким нужно быть идиотом, чтобы выкрасть у деда документы? И самое главное, зачем? По ним нельзя вступить в собственность. Продать отель без регистрации сделки невозможно. О чем Архип только думал?

— Нас это уже не касается, — отрезаю, выезжая на проспект, и, проехав полквартала, сворачиваю в знакомый двор. Щелкаю брелоком и, заехав под тень какого-то цветущего деревца, тянусь к Яне. Положив ладонь на затылок, накрываю губы жадным истосковавшимся поцелуем. Вторгаюсь языком в рот, как захватчик в крепость. Исследую каждый миллиметр. Зарываюсь пальцами в волосы и чувствую, как Янкин язык, повторяя движение, вдавливается внутрь моего рта. И с ума схожу от восторга и счастья. Вторая рука уверенно снует по спине, пробирается к шее и снова сползает вниз.

— Я люблю тебя! Только тебя одну! — когда поцелуй заканчивается, жарко шепчу на вдохе.

— Мне с тобой повезло, — мурчит Яна, прижимаясь к моему плечу.

Бью по газам, выезжая из гостеприимного дворика.

— Я так понимаю, мы свободны, — смеюсь, оглаживая мимоходом Янкино колено.

— Как ветер! — хихикает она.

— Тогда возвращаемся на Красную. Забираем детей, и в путь!

- А куда едем, Никитос? — спрашивает весело.

— Куда захотим, жена!

53

Яна

— Мама, мама! — вопят близнецы, стоит нам приехать в дом Макаровых. — А где папа?

Вот как им объяснить? Что сказать? Какие подобрать слова?

— Он уехала в Грецию. Дедушка Пантелей его вызвал, — объясняю спокойно. Ловлю изумленный взгляд Никиты.

«Да, милый, в искусстве подменять понятия и давать уклончивые ответы у меня высший уровень!»

Придется отвыкать, зная принципиальное неприятие вранья Макаровым. Но детей такой ответ устраивает.

— А он надолго уехал? — любопытствует Никос.

— Навсегда, — говорю с опаской. — Папа к нам не вернется. Достаю из сумки игрушки и, вручив каждому своего любимца, опускаюсь перед детьми на колени.

— А кто же теперь будет нашим папой? — растерянно спрашивает Алексос. — Детям обязательно нужен папа. И мама тоже…

Смотрю на своего маленького мыслителя и с трудом сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться.

— Я буду, — спокойно и твердо заявляет Макаров, плюхаясь рядом на колени. Одной рукой обнимает меня. Другой пытается ухватить близнецов. Бросаю на любимого беглый взгляд. Вижу, какого труда ему стоит это спокойствие. На щеке пульсирует жилка, а по виску струится капелька пота. Волнуется мой любимый. Ох, волнуется.

— Это хорошо, — насупленно по-взрослому кивают дети, ужиками уворачиваясь от Макарова. — Никита — добрый. Пусть лучше он, а не Пантелей. А то он ужасно злой…

Малыши толпятся вокруг меня, обнимают все разом. Тыкаются носами, маленькие котята. Целую каждого, обхватывая худенькие плечики. Прижимаю к себе всех троих. Мои настоящие сокровища!

Но когда хочу поцеловать их снова, мальчишки вырываются из моих рук и бегут в детскую. Даже Милана несется следом за братьями. Детский разум не может уместить в себе смерть взрослого. Поднявшись, сразу попадаю в объятия Макарова. Смотрю на удаляющиеся фигурки, ощущая тепло любимого. В кольце его рук чувствую себя в полной безопасности. И тихонечко вздыхаю, утыкаясь носом в грудь Никиты.

— Что бы я делала, не приедь ты за мной? Архипа бы все равно убили. Семья ли расправилась с неугодным внуком, или все-таки Бергер замарал руки? Не знаю. И если честно, не хочу в этом разбираться. Не же-ла-ю!

— Я долго собирался, малыш, но, кажется, приехал вовремя, — жарко шепчет мне на ухо Макаров.

— Архип уехал в Грецию, и наш папа теперь