Никита! — докладывают кому-то мои сыновья. Из дальней комнаты выходит Вадим Ильич. Смотрит удивленно. Но молчит. Старый партизан.

— Мы женимся с Яной, папа, — заявляет Никита прямо. — Я, правда, еще не делал предложения, и кольцо не дарил.

Чешет затылок и с улыбкой смотрит на меня. О довольном Никите, пожирающем меня глазами, я могла только мечтать. Вернее, грезила все пять лет, что жила с Архипом. Представляла рядом любимого мужчину и тут же гнала все мысли о нем. Боялась при Архипе даже имя произнести. Ни-ки-та!

— Тогда поторопись, сынок, — улыбается старший Макаров и открывает мне свои объятия. — Добро пожаловать домой, дочка!

От простых и искренних слов меня прорывает. Обнимаю отца Дуськи и Никиты и плачу как маленькая. На короткий миг утыкаюсь носом в пахнущий дорогим одеколоном свитер. И чувствую, что я вернулась в семью. В свою собственную! Самую родную!

Что же мы наделали, Господи! И какое это счастье, что можно все исправить!

Тем вечером, уложив детей спать, мы долго сидим на кухне. Обсуждаем с родственниками планы. Слушаем их идеи по поводу нашей свадьбы. Мы, конечно, решим все по своему. Но как же хорошо, когда кто-то старается решить твои проблемы.

Рука Никиты собственнически лежит у меня на плече. И впервые за долгие пять лет я чувствую абсолютное спокойствие и счастье.

— Питер, конечно, дело хорошее, — бубнит Илья. — Но как же наша клиника? Пора возвращаться, брат!

— Ну, если возьмете обратно, — вздыхает Никита.

— Можете пока обустроиться на Ломоносовской, — добавляет отец. — Потом купишь что-нибудь попросторней.

Квартира на Ломоносовской. Вот уж не предполагала, что буду там жить! Когда-то девчонкой я приходила туда играть с Дуськой. Мы расставляли домики Барби и устраивали для кукол светские вечеринки. А став старше, закатывали посиделки на кухне.

— Если мою хату купишь, Никитос, — влезает в разговор Гусев, сидящий напротив нас в обнимку с Лаптевой, — то у тебя сразу хоромы получатся! Подумай! Все равно продавать буду.

— Отличная идея! — подхватываются Алина и Тонечка.

— Ну, молодые, за вас. Горько! — тихой скороговоркой роняет Илья, боясь разбудить детей. И Никита при всех накрывает мои губы своими. Зажмуриваю глаза, млея от счастья. И тут же вздрагиваю от трели домофона.

— Кого это принесло? — рычит Илья, подрываясь. — Всех детей перебудят. Сейчас выйдем, — раздраженно и чуть брезгливо бросает в трубку и сообщает неохотно. — Никитос, Яна. По вашу душу греки приехали…

— Я с вами пойду, — встает из-за стола Вадим Ильич. — Нужно незваным гостям дать отпор.

Ежусь, пытаясь согреться. Кто заявился и зачем? Ничего не понимаю…

Но вслед за Макаровыми выхожу во двор, а затем за ворота. А там, около Гелендвагена Архипа, стоят Пантелей и Ставрос.

— Чем обязана? — интересуюсь глухо. Ловлю на себе презрительно-враждебный взгляд Пантелея и совершенно равнодушный — второго брата.

— Янна, ты увезла из отеля какой-то старый аляповатый торшер. Зачем? — спрашивает Ставрос. — Это подозрительно. Может там спрятаны бумаги деда?

— Я делала торшер сама, — говорю, пытаясь побороть дрожь в голосе. — Лепила из глины фрагменты. Раскрашивала. Обжигала. Торшер получился дурацкий, но он дорог мне как первый опыт в керамике. И это единственная вещь, которая принадлежит лично мне.

— А можно мы на него посмотрим? — осторожно интересуется Ставрос. А Пантелей рычит, словно побитая скотина.

— Конечно, — соглашаюсь сразу. — Сейчас…

— Я принесу, — останавливает меня Никита. И щелкнув брелоком, открывает багажник, припаркованного около ворот Крузака. Вытягивает оттуда немного погнутый посох.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​- На что тут смотреть? — спрашивает, разозлившись.

И тут же к ножке торшера тянет руки Пантелей.

— Почему такой ажиотаж? — чуть заметно усмехается Вадим Ильич. — Что ищете, товарищи буржуи?

Ставрос и Пантелей мнутся, но выхватить из рук Никиты разукрашенную палку никто не решается.

Раздумывают, что делать дальше. Пантелей мнется. А Ставрос, как более хладнокровный, выжидает. Силы явно не на их стороне. Видимо, надеется, что кто-то из нас сорвется. Вздрагивает, когда рядом тормозит белая машина с синей надписью на борту. Полиция.

— Какие-то проблемы, Ильич? — высовывается коротко стриженая башка.

— Да вот, иностранные туристы что-то перепутали, — пожимает плечами Макаров. — Ты им помоги из поселка выбраться, Иван Иваныч. А то заблудятся на ночь глядя!

Пантелей сумрачно смотрит сначала на Вадима Ильича, потом переводит взгляд на меня, на Никиту, опирающегося на посох. И демонстративно спрятав руки в карманы, поворачивается к Ставросу.

— Поедем, брат. Доктор прав, — отрывисто замечает тот на греческом. — Мы, кажется, пошли не той дорогой.

54

Никита

— Нет, — мотает головой Яна. Ненавистные коричневые прядки выбиваются из хвоста. — Нам нужно до конца решить все недоразумения.

— Ты уверена? — спрашиваю тихо.

— Вполне, — шипит она. — Ты разве не видишь, как они настроены? Не найдут свои чертовы документы, вернутся. Украдут детей. Потребуют выкуп. Что мне тогда делать?

— Ты сгущаешь краски, Янна. Мы — законопослушные граждане, — вздыхает пораженный услышанным Ставрос. А Пантелей сжимает челюсти, будто его поймали на горячем.

— Посмотри на своего брата, — огрызается Яна и, повернувшись к моему изумленному отцу, просит.

— Вадим Ильич, можно ненадолго занять беседку?

— Конечно, дочка, — кивает отец и переводит взгляд на вышедшего из машины полицейского. — Задержись, Иван…

При свете тусклых ламп, совершенно не предназначенных для дотошного осмотра, Яна в присутствии нашей семьи и Василиди лихо раскручивает нарядную палку. Один за другим стаскивает с хромированной трубки небольшие полые фрагменты, больше похожие на расписные короткие дудочки. Пододвигает их к Василиди. Оба брата внимательно рассматривают каждую детальку. Заглядывают внутрь, пытаются на ощупь определить, есть ли полости.

— Что это за представление? — ошалело спрашивает у моего отца полицейский.

— Греческая народная забава, — усмехается Илья. — Называется «найди свою палку».

Звучит зло и двусмысленно. Но когда мой брат шутил по-доброму? И если Ставрос даже ухом не ведет, то Пантелей напрягается и бросает на стоявших чуть в стороне мужчин уничижительные взгляды.

«Тебе бы в немом кино играть, — хмыкаю мысленно. Лениво беру один из фрагментов. Кручу в пальцах. Рыжие коты соседствуют с красными цветами и зелеными листьями. Концептуально. Но для самой первой поделки работа очень хорошая. Видны кое-где неуверенные линии, но это поправимо.

- У тебя талант, милая, — шепчу, пристально разглядывая следующую «дудочку». Здесь уже какие-то райские птицы и слоники.

— Ага, талант, — фыркает Пантелей, — выходить сухой из воды…

— Брат, — грозно бросает Ставрос и, поднявшись, кладет ладонь на плечо Пантелея. — Нам пора. Извините. Мы ошиблись.

— Прощайте, — еле слышно бросает Яна и сразу же заходит в дом.

Ставрос церемонно подходит к отцу и, чуть опустив башку, роняет сдержанно.

— Прошу прощения. Меня ввели в заблуждение.

Решительно идет к выходу. А я, поняв, что опасность миновала, несусь вслед за любимой.