И уже в спальне, подойдя к окну, с удивлением замечаю, как отец с Ильей собирают воедино Янкин посох. Брат неожиданно встает из-за стола и, чуть ссутулившись, тащится в сарай, а меня сзади окликает Яна.

— Никита…

Поворачиваюсь резко и аж задыхаюсь от счастья. Яна в моей майке, доходящей почти до колен, похожа на ту самую девчонку, с которой я тусовался в Прасониси. Шагнув к ней, обхватываю рукой поплотнее.

— Мне повезло, — шепчу в розовое ушко, чуть влажное после душа.

— Мне тоже, — Яна обвивает руками мою шею. Прижимается всем телом и неожиданно подпрыгивает, обхватывая ногами мои бедра. Пытаюсь удержать равновесие. Но куда там! Земное притяжение — штука коварная. С диким треском заваливаемся на старый утлый диванчик, который я умудрился разложить заранее.

Переворачиваю Яну на спину и, нависнув над ней, рычу притворно. — Попалась, женщина?

Любимая дурашливо кивает, босой ступней скользя по моему боку. Выше. Еще выше. Судорожно выдыхаю и, когда шаловливая ножка внезапно оказывается у меня на правом плече, решительно ставлю другую на левое.

— Уверена? — спрашиваю, подхватывая обеими руками за бедра.

— Конечно…

А у меня реально сносит башку от нашей близости. Впервые за пять лет… Охерительный результат!

Сколько у меня их было за это время? Не хочу вспоминать… Лишь с одной Яной вкусно. Только от нее все нутро будоражит от эйфории.

Обнимаю свою девочку и, проваливаясь в сон, шепчу ей на ухо всякие глупости.

— Никита, — тянет жарко Яна. — А знаешь…

— Что, любимая?

— Я не хочу жить в квартире на Ломоносовской. Она у меня прочно ассоциируется с семьей твоих родителей…

— Да мне тоже эта идея не нравится, — вздыхаю я и предлагаю бесшабашно. — А поехали в Питер? У меня там трешка… Но обещаю купить нам дом где-нибудь в Комарово.

— Давай еще дома посмотрим у нас в городе. Может, рядом с Дуськой что-нибудь продается?

— Агафонов нам в помощь, — целую волосы любимой, вдыхаю ее аромат и повторяю тихонечко. — Спи. Спи. Я порешаю…

А среди ночи просыпаюсь от дурацкой неотвязной мысли.

Что-то не так!

Вот только понять не могу, из-за чего так встревожился мой аналитический ум. И даже вспомнить не получается.

Когда в башке тренькнуло? Точно не до приезда греков.

Накрыв Яночку покрывалом, легонько веду ладонью по нежному бедру. И прикоснувшись губами где-то в районе круглой женской коленки, осторожно встаю с дивана. Яна мурчит, перебираясь во сне на мое место. А я, подойдя к окну, смотрю на двор в предрассветной дымке.

«Какого хрена Илье понадобилось в сарае на ночь глядя?» — думаю лениво и неожиданно застываю на месте.

Вот оно!

Наскоро натягиваю боксеры и треники и, крадучись, спускаюсь вниз.

— Что бродишь? Не спится? — окликает меня отец, когда, прошмыгнув мимо его спальни, я направляюсь к дверям.

— Пить захотелось, — вру на ходу, как провинившийся школьник, и, не меняя траектории, заворачиваю на кухню.

Наливаю воду в стакан. Пью залпом. Киваю на Янкин посох, приткнутый в углу.

— Вы собрали?

— Да, чтоб по всему двору детали не валялись. Детвора утром увидит, растащит. Только крепления пришлось другие поставить.

— Потерялись?

— С одной стороны. Но Илюха нашел замену.

Странно! Очень странно!

Лениво поднимаю посох, кручу его в разные стороны. С одной стороны стоит родная золоченая пластина и такие же винты. А вот с другой — наспех вырезанный кружок из консервной банки и черные папины саморезы.

Очень интересно! Когда я доставал эту хрень из багажника, она была в целости и сохранности. И потом на столе около Яны лежали детали.

Яна, оторва мелкая, ты поиграть с крокодилами решила?

55

Яна

Резко просыпаюсь, будто кто-то поворачивает рубильник с отметки «сон» на следующее деление. «Жуткий скандал». Открываю глаза и вижу сидящего на кровати Никиту. Злющего-презлющего.

— Что случилось? — спрашиваю, пытаясь отогнать остатки сна. И ничего не понимаю. Сколько сейчас времени? За окном только занимается рассвет. Что могло приключиться глубокой ночью?

«Только не начинай свою любимую песню, Макаров, — кричит раненая когда-то душа. — Только попробуй мне сказать, что ты передумал!»

— Это я у тебя хочу спросить, — сверлит меня взглядом Никита. — Что. Это. Такое?

Раскрывает ладонь, и я обмираю, словно он меня поймал на месте преступления.

Ну, ни фига!

— Почему ты рылся в моих вещах? — интересуюсь холодно. Прекрасно помню, что положила тайник и винты к себе в косметичку. В надежде…

Ну, не идиотка ли?

— Что ты от меня скрываешь, Яна? — сверлит негодующим взглядом Макаров.

— Никита, — сажусь на кровати и забираю из протянутой ладони ребус Василиди. Вчера у меня не хватило сил рассказать Никите о своих догадках. Хотела сегодня. Но только не оправдываясь. Не чувствуя себя соучастницей и авантюристкой. А еще… Терпеть не могу, когда кто-то позволяет себе рыться в моих вещах. Архипу это сходило с рук. Но с ним, кажется, я потеряла не только границы, но и саму себя.

Да и стоит ли выходить замуж за Никиту, если он такой же? Или все-таки нет?

— Кто тебе разрешал лезть ко мне в косметичку? Ты такой же, как Василиди.

Режу словом и взглядом.

— Яна, — рыкает Никита, пытаясь приструнить меня. Вот только это бесит еще сильнее. Подскакиваю с кровати и, наскоро надев халат, выхожу из комнаты. Иду к детям. Мои сыновья спят на диване в соседней комнате. В детской кроватке сопит тихонечко Милана. Осторожно двигаю мальчишек и укладываюсь рядом.

— Мамочка, — шепчут одновременно Никос и Алексос и, раскинувшись поперек дивана, утыкаются в меня макушками. Глажу вихрастые головы. Целую еле слышно.

Прорвемся, мои хорошие! Обязательно прорвемся.

В кармане халата тихонько звякают детали головоломки. В полом золотистом кружке наверняка хранится брелок. А цифры на головках винтов — шифр. Вот только не весь. Как подступиться к разгадке?

Стараюсь не думать о Никите. Закрыв глаза, притворяюсь спящей, когда тихонько открывается дверь и в узком проеме появляется голова Макарова. Нельзя входить в одну реку дважды. Нет никакого смысла строить отношения с человеком, однажды предавшим. Нужно ставить точку. Пусть будет больно. Отболит со временем.

Снова пытаюсь сосредоточиться на загадках Архипа. Он любил такие каверзы. И крепления в торшере менял лично по возвращении из Греции.

— Что ты делаешь? — спросила я тогда.

— Пытаюсь хоть немного исправить эту безвкусицу, — поморщился муж, лично собирая стойку. — У тебя атрофировано чувство прекрасного, — поморщился Архип. А я оскорбилась и даже не поняла, что муж меня спровоцировал, отвлекая от самого важного.

Вся картина сложилась целиком, лишь когда я увидела винты с номерами. И вовремя их спрятала.