— В полиции была, заявление писала об утере паспорта, — я решила не рассказывать ему правды, пока сама все точно не пойму, а потому визит следователя хотела объяснить какими-нибудь проблемами Захара.

— Как же ты умудрилась паспорт потерять? — легонько щелкнув меня пальцем по носу, спросил Павел.

— Не знаю… даже не помню, где… пойдем ко мне, а?

— Я же сказал тебе — в твою квартиру я не пойду. Давай лучше погуляем.

— Так ночь уже…

— А ты куда-то рано встаешь?

На кого-то другого я бы немедленно обиделась за это, но Павел сказал без всякого умысла и точно не хотел как-то задеть или обидеть.

— Нет, не встаю. А ты?

— А я сам себе начальник. Идем походим, а то я сегодня свою норму не выходил, — улыбнулся Павел, беря меня за руку. — Образ жизни диктует свои правила. Нет времени на спортзал — ходи пешком.

И мы отправились в расположенный совсем недалеко от моего дома большой сквер. В это время там, правда, на специальной площадке было полно собаководов с питомцами, но ее вполне можно обойти и не сталкиваться со сворой бесящихся псов, весь день проведших в тесноте душных квартир.

Павел много говорил. Он рассказывал мне о своей фирме, о своих родителях, о том, как в прошлом году ездил с отцом на рыбалку и свалился с лодки в ледяную воду, потеряв телефон и ключи от машины. Я же слушала его и думала, что где-то есть другая жизнь, так непохожая на мою, и мне выпал шанс стать ее частью. Это как раз то, о чем я всегда втайне мечтала — семья, где по выходным ходят друг к другу в гости, где в праздники обмениваются подарками, переживают вместе счастливые моменты и поддерживают в случае неудач. У меня никогда такой семьи не было.

Я даже не поняла, в какой момент в разговоре возникло имя Стаськи. Кажется, Павел рассказывал что-то о друзьях, назвал одного Стасом, и я по аналогии вспомнила о ней.

— Видишь, как много у нас общего? — засмеялся Павел. — У меня лучший друг Станислав, а у тебя подруга Станислава. Нам бы их познакомить, и вообще отлично. Стас не женат.

— Боюсь, моя Станислава ему не по зубам, — улыбнулась я. — Такой характер, что не каждый справится. Да и не до того ей сейчас. У нее недавно любимый мужчина погиб трагически, сам понимаешь — не до новых романов ей. Да и в больнице она сейчас.

— Ну еще бы, отлично понимаю, — сочувственно откликнулся Павел. — Наверняка нервный срыв…

— Нет, она в клинике пластической хирургии. Вроде по мелочи, но, может, так оно и лучше — не будет постоянно думать и накручивать себя.

— Тоже верно. А вообще вы с ней близко общаетесь?

— Она моя единственная подруга. Не жила бы так далеко — наверное, каждый день бы виделись. А вы, кстати, из одного города, просто удивительно, что ты о ней мало слышал. Она ведь очень известный журналист.

— Возможно, и попадалось что-то, но я редко новостями интересуюсь.

— А я очень ее статьи любила читать, она мне всегда присылала. Мы ведь с ней учились вместе, только Стаська вот журналист, а я никто.

— А ты непременно хочешь работать?

— Конечно. Я так устала от бытовухи…

— Посмотрим, — сказал Павел, крепче сжимая мою руку. — Поживем первое время, привыкнем друг к другу, дальше будет видно.

И опять в моей душе затеплилась надежда на новую жизнь. На ту жизнь, в которой я наконец-то получу то, о чем мечтала.

Мы гуляли до трех часов, потом Павел проводил меня до подъезда и снова категорически отказался от предложения зайти, и я вдруг почувствовала, что пора прекращать попытки затащить его в квартиру — выгляжу навязчивой и озабоченной.

Он поцеловал меня, и я вошла в подъезд. Лифт почему-то не работал, и мне пришлось подниматься пешком по лестнице, которая расположена в нашем доме снаружи, в балконах-лоджиях. Когда, оказавшись на своем этаже, я посмотрела вниз, то увидела, что Павел еще не ушел, а стоит спиной к подъезду и разговаривает с кем-то по телефону.

Я отпрянула к стенке, дождалась, пока он уберет телефон и выйдет из двора, и только тогда толкнула дверь и вошла на лестничную клетку.

Я почти не смогла поспать, задремала буквально минут на сорок, и все. Лежала до самого утра и смотрела в потолок.

В углу горел включенный ночник, в кухне — бра над столом, в коридоре — один из светильников. Ничто не пугает меня сильнее, чем темнота и одиночество.

Я даже в кухню боюсь выйти, если там свет не включен, и это когда Захар дома, а сегодня я ночевала одна.

Мысли разбегались, перескакивали с одного на другое, но в душе все равно поселилась тревога. Что-то непременно должно произойти, я это чувствовала. Что-то такое, что может перевернуть мою жизнь навсегда. Хорошо бы, чтоб в лучшую сторону…

Я устала быть никем, устала жить не той жизнью, которой хотела бы. Я хочу наконец обрести себя настоящую, пока у меня еще есть время.

На утреннем обходе главный врач будничным тоном сообщила, что моя операция состоится послезавтра, а сегодня и весь следующий день мне предстоят анализы и обследования. У меня заколотилось сердце — еще два дня, и мой план начнет претворяться в жизнь, ну наконец-то… Но надо успокоиться и взять себя в руки, а то что-нибудь пойдет не так, и операцию отложат.

— То есть к психологу я могу сегодня не ходить? — уточнила я, когда врачи выходили из палаты.

Драгун обернулась, и я увидела, что под глазами у нее залегли тени, лицо осунулось, и вообще выглядит она сегодня совершенно не так, как раньше.

— Это ваше личное желание. Если Иван Владимирович посоветовал вам курс, то вы можете его пройти, если хотите. Но можете отказаться. Сегодня в одиннадцать к вам приедет фониатр.

— Да, спасибо. Аделина Эдуардовна… — решилась я, когда она снова повернулась, чтобы уйти. — Извините, что спрашиваю, но у вас все в порядке?

— В клинике ЧП, — произнесла она, — думаю, вы об этом слышали.

Я удивленно посмотрела на нее:

— Нет.

— Завидую. У вас здоровый сон, видимо, психика крепкая. Не пропустите консультацию, — напомнила она и вышла, закрыв за собой дверь.

Я же, заинтригованная ее словами, наскоро набросила поверх футболки спортивную кофту и вышла на пост. Сегодня дежурила Женя — я уже успела познакомиться со всеми сестрами, работавшими в этом отделении.

— Жень, — облокотившись о высокую стойку поста, спросила я, — а что тут ночью было? На главвраче лица нет, серьезное что-то?

Женя смерила меня с ног до головы оценивающим взглядом, словно прикидывая, можно ли мне доверять, а потом, наклонившись ближе, прошептала:

— Только никому не говори, поняла? Сегодня ночью пациентка из окна выбросилась.

— Насмерть?! — ахнула я, но Женя покачала головой: