Я встала из-за стола, отошла к окну и открыла его. День обещал быть жарким, уже нестерпимо палило яркое солнце, и к обеду снова будет нечем дышать, придется включить кондиционер.

— Вы боитесь, что и в этот раз вас обвинят в чем-то подобном? — глядя в распахнутое окно, спросила я.

Ответом было только молчание. Я повернулась — Иващенко сидел, вцепившись руками в волосы:

— Неужели мне придется уйти из профессии?

— Ерунды не говорите. Если на то пошло, так у меня больше шансов быть обвиненной в этом, чем у вас. Оксана — моя подруга, и поверьте, я с ней не миндальничала, я ей всегда говорила все в лицо. Если хотите, я вам могу истинную причину назвать, ну, в том виде, как я это понимаю, — я подошла к столу и села напротив Иващенко. — У нее есть только одна проблема. Мужчины. Не подумайте, что я наговариваю на подругу, но это так и есть. Единственная проблема Оксаны — постоянное желание иметь в своей постели мужчину, вот и все. И когда от нее бежит очередной кавалер, происходят вот такие взрывы. Раньше, правда, она не пыталась травиться или из окон прыгать, но все когда-то происходит в первый раз. Вы ведь общались с ней, а потому знаете — постоянное внимание. Человек, который положит свою жизнь на то, чтобы она себя одинокой не чувствовала. Мы это обсуждали — таких нет. Я сто раз говорила — можно и пальцем не пошевелить ради человека, а можно разбиться в лепешку, но если он тебя не любит, результатом обоих этих действий будет ноль, пустота. Так какой смысл напрягаться? А как любить человека, который тебя душит?

Я дотянулась до стола, взяла сигарету и закурила. Иващенко по-прежнему не поднимал головы, но я видела, что слушает он меня внимательно.

— Понимаете, Иван Владимирович, все эти разговоры об отсутствии работы и какой-то цели всего лишь словесная мишура, за которой Оксана умело маскировала свою единственную потребность. Я очень ее люблю, но никогда этого не пойму. Она много раз устраивалась на работу, но тут же начинала искать там избранника, а не вникать в процесс. Ей просто нужно было новое поле для охоты, так как старые она уже исчерпала. Я сейчас вам, наверное, кажусь чудовищем, потому что рассказываю такие вещи о собственной подруге, но я делаю это с практической целью — мне нужно, чтобы вы помогли Оксане. Я не хочу отправлять ее в психиатрию. И я чувствую, что вы сможете помочь, раз уже имели печальный опыт. По моим ощущениям, только тот, кто сумел преодолеть тяжелую ситуацию, сможет вытащить из ямы другого. И в вас я верю, Иван Владимирович. Вы нужны друг другу — вы и Оксана. Так помогите друг другу.

Иващенко посмотрел мне в глаза и медленно кивнул. В его взгляде я прочитала некое подобие благодарности, но предпочла ничего не заметить. Я ему действительно верила, как верила в то, что он в лепешку разобьется теперь, но мозги Оксанке на место поставит. Ему просто необходимо реабилитироваться даже в собственных глазах в первую очередь, и судьба невольно дала ему такой шанс в образе моей подруги. Они действительно необходимы друг другу.

Единственное преимущество одинокой жизни состоит в том, что по утрам не нужно готовить завтрак и не нужно сталкиваться с кем-то по дороге в ванную. И там, кстати, можно провести ровно столько времени, сколько тебе захочется. Странное дело — нам с Захаром не нужно было в офис к девяти, и, тем не менее, стычки по поводу ванной возникали едва не каждое утро. Мне всегда казалось, что он делает это нарочно — идет туда же, куда и я, старается помешать, сделать назло, не учитывать мои привычки. Но вот уже которое утро я была полновластной хозяйкой в собственной квартире, правда, не особенно радовалась по этому поводу. У меня внутри шла постоянная борьба, я металась и не могла определиться, как поступить, какой выбор будет правильным. Одна часть кричала — да, соглашайся, уходи с Павлом, это как раз то, о чем ты мечтала. Но другая негромко, но настойчиво нашептывала — нет, не делай этого, ты ошибаешься, а цена этой ошибки будет страшной и неподъемной. Это напоминало борьбу ангела и беса, только я никак не могла понять, кому какой голос принадлежит, а главное — к какому из этих голосов прислушаться.

Позвонила мама, и я внутренне сжалась, прежде чем взять трубку, однако сегодня у нее было хорошее настроение, и мы довольно мило поговорили, обсудив ремонт, который она затеяла на даче. Я не очень любила туда ездить, но, к счастью, мама и не настаивала.

Закончив разговор, я села за стол в кухне и уставилась в стену бессмысленным взглядом. Ну, и чем мне заняться сегодня? Перестирать белье? Перемыть окна? Пойти за продуктами? А зачем? Того, что есть в холодильнике, вполне хватит на несколько дней. Да и вообще — мне бы стоило посидеть на диете и сбросить несколько килограммов. Короче, заняться нечем, а это означает только одно — я буду вот так сидеть весь день и пялиться в стену. День, второй, третий… и — ждать. Ждать, ждать, ждать. Звонка от Павла, звонка от мамы, от Стаськи, которую я в очередной раз, кажется, обидела. Я как та собака без хозяина — все время сижу и жду, что кто-нибудь подберет.

И вдруг я решила — а поеду-ка в клинику, где лежит Стаська. Она меня не ждет, но это будет как бы моей попыткой извиниться. Да и вообще — ну каково это, лежать в больнице, когда тебя никто не навещает?

Приняв решение, я заметно повеселела — вот и нашлось занятие на весь день, да еще и с выездом. Я решила ехать на машине и тут же испугалась — а вдруг Захар забрал ключи, а я даже не проверила? Но нет, связка оказалась на месте, и я с облегчением выдохнула. Захар не очень любил ездить за рулем, предпочитал общественный транспорт, а в районе, где жила его сестра, припарковать машину представляло собой огромную проблему. Зная мужа, я не сомневалась — он просто не захотел с этим возиться. Ну, тем лучше, мне не придется ехать на вокзал и трястись в электричке или в автобусе.

Оказалось, что добраться до клиники — не вещь, главное попасть внутрь. Когда я подъехала и увидела шлагбаум, то подумала, что это простая формальность. Но вышедший охранник устроил мне форменный допрос, а потом объявил, что на территорию меня не пустит, так как никто не подавал заявку на пропуск на мое имя. Сказать, что я обалдела, это вообще не поделиться эмоциями. У меня даже в затылке закипело от злости — ну вы смотрите, режимный объект, сверхсекретная лаборатория! Как будто тут не носы отпиливают, а выращивают в пробирках новое поколение с супер-способностями! Пропуск! Особое разрешение! Еще отпечатки пальцев и скан радужки потребуйте!

Я отъехала чуть в сторону, припарковала машину и, все еще кипя от негодования, принялась думать, как и что делать. Не зря же я тащилась в такую даль по жаре, я должна увидеть Стаську, раз уж приехала. Может, позвонить Захару и попросить помочь? Не хочется, он может понять это как призыв помириться, а я пока не решила, что делать. А как попасть на территорию клиники по-другому, если у Стаськи выключен телефон? Хотя с чего я так решила? Она вполне могла его включить, надо просто попробовать позвонить. Я так и сделала и с замирающим сердцем ждала, раздадутся в трубке гудки или снова механический голос сообщит, что телефон выключен. И тут мне впервые за долгое время повезло — из трубки донесся первый гудок, и я от радости даже подскочила, едва не ударившись головой о крышу машины.