Появилось ощущение, что жуткий всадник где-то совсем рядом, и меж лопаток пробежал острый озноб.

Василий тут же отступил и ушёл в колоннаду…

Оказавшись снова в каминном зале, Рубахин обречённо опустился в кресло Белояра и глубоко задумался, не отрывая взгляда от свитка.

Василий когда-то немало прочёл всякого-разного про судьбу, про злой рок и счастливую фортуну, не без интереса изучил и несколько книг по теории детерминизма, однако, всё это представлялось ему именно мифами и отвлечённой, далёкой от жизни, теорией. Пожалуй, лишь в санчасти, после гибели Юрки, Рубахин впервые всерьёз и глубоко задумался о странной связи между случайным и неизбежным.

Теперь он уже представлял свою судьбу не просто цепью событий – это была многослойная кольчуга, все звенья которой связаны немыслимо сложным плетением.

Так чего же здесь хотят от него? Что можно изменить в этом плетении? Зачем Белояр пустился в рассуждения о времени, свитом Навью в непонятный клубок?

Разве можно что-либо в прошлом переписать или зачеркнуть, чтобы череда неразрывных событий замкнулась в новую цепь, в которой Финист, к примеру, остался бы живым?

Несмотря на последнюю тяжкую ссору и отъезд Натальи к родителям, Василий не верил, что семья потеряна им безвозвратно. Он знал, что жена и дочка сейчас в безопасности, они живы и здоровы, а значит, есть и надежда, и он обязательно их вернёт.

Зато мучительно чёрной дырой в душе Рубахина зияла смерть Юрки-Финиста, который специально поехал за ним, чтобы прикрыть друга от вероятной пули в спину.

А вот сам он Юрку уберечь не сумел…

«Хрень! Всё это – полная хрень и бред!» – в сотый раз заверяет себя Рубахин и разворачивает пергаментный свиток.

***

Свиток оказался с сюрпризом: как только Василий вчитался в первые строки – исчез пергамент, и исчезла окружающая обстановка – капитан снова очутился в середине горного села, назначенного под зачистку. Он стоял неподалёку от того места, где изогнутая, каменистая улица выходила на площадь перед мечетью.

Рубахин огляделся и, словно в кино, увидел поодаль себя самого, шагающего с двумя бойцами вдоль высоких кирпичных и каменных заборов, защищающих каждый дом наподобие крепостных стен.

…«Бээмдэшка», управляемая Юркой Соколовым, вырвалась вперёд метров на сто пятьдесят и остановилась, поджидая, пока подтянутся пешие группы. И в этот момент, как гром среди серого осеннего неба, ударил по слуху резкий хлопок гранатомёта…

Василий, который странным образом оказался уже рядом, хорошо рассмотрел, как бронированная машина на мгновение присела на гусеницах и тут же взорвалась изнутри. В следующие мгновения она уже пылала, распуская яркие, гудящие языки пламени, свитые в тугие жгуты с чёрным дымом…

Рубахин повернул голову и опять, как в замедленном кино, увидел себя, бегущего с автоматом по направлению к горящей «бээмдэшке», куда с разных сторон уже спешили и бойцы других групп…

Василий зажмурился и резко тряхнул головой, – его пальцы тут же ощутили тугую и шероховатую поверхность пергамента. Открыв глаза, он быстро перемотал свиток назад.

… Из сарая во дворе углового дома выбежал парень в чёрном свитере с гранатомётом в руках. В несколько прыжков преодолев расстояние до кирпичного забора, он перевернул вверх дном валявшееся рядом ведро и встал на него так, что локти его легли на забор сверху.

На прицеливание ушла секунда, и остроносая кумулятивная граната с резким чмоком впилась в борт притормозившей напротив боевой машины. Стрелок знал своё дело – адская огненная струя прожгла броню как раз напротив того места, где располагался боезапас для пушки.

В следующее мгновение стальная махина, словно испугавшись, присела на гусеницах, и внутри её глухо рвануло.

Искромсанные в клочья тела людей за бронёй пожрало кромешное пламя…

Потрясенный Рубахин в очередной раз перемотал свиток назад. Немного придя в себя, он взял в руки перо и обмакнул его в серебряную чернильницу на столе.

…Из сарая во дворе углового дома выбежал парень в чёрном свитере с гранатомётом в руках. В несколько прыжков преодолев расстояние до кирпичного забора, он перевернул вверх дном валявшееся рядом ведро и встал на него так, что локти его легли на забор сверху… – здесь Василий торопливо нацарапал поверх перечёркнутых им строк новые. – На прицеливание ушла секунда, но в последний миг ведро под ногами стрелка покачнулось, и остроносая кумулятивная граната, пролетев мимо башни боевой машины, попала в окно дома напротив. Глухой взрыв внутри слился со звоном выпавшего стекла…

***

Рубахин очнулся с ощущением того, что рука его с пером плотно прижата к столу жёсткой ладонью неизвестно откуда возникшего у него за спиной Белояра. Брат-меченосец, по-прежнему облачённый в тяжёлую кольчугу, стоял напротив, и чёрные отверстия его глаз не предвещали приятной беседы.

Свободной рукой Белояр вынул из пальцев Василия перо и положил его рядом со свитком.

– Сядь в своё кресло! – тихим, бесцветным голосом приказал старец.

Рубахин молча занял указанное ему место. Белояр сел за стол, разворачивая свиток, а брат его остался стоять, слегка покачиваясь с пяток на носки своих грубых сапог из рыжеватой кожи.

Повисло мёртвое молчание.

– Ты поступил вопреки предупреждению, – заговорил, наконец, Белояр, не отрывая глаз от пергамента. – И сам определил свою дальнейшую долю.

Василий понимал, что оправдываться нет никакого смысла, равно как и объяснять даже самому себе, почему он всё-таки взял перо. Вся эта фантасмагория, развернувшаяся вокруг него, или внутри его воспалённого сознания, уже измучила капитана до крайней крайности. Он с величайшим облегчением провалился бы сейчас куда-нибудь во тьму и тишину, даже если имя им будет – Смерть.

– Хочешь взглянуть на результат? – старец развернул свиток к Рубахину. – Посмотри, это очень поучительно. Причем, заметь – я не внёс после тебя ни одной поправки!

…Остроносая кумулятивная граната, пролетев мимо башни боевой машины десанта, попала в окно дома напротив. Глухой взрыв внутри слился со звоном выпадающего стекла…

…Повисшую после взрыва тишину разорвал пронзительный детский крик. Ребёнок кричал от боли и ужаса. Этот крик на высокой ноте не прекратился ни через минуту, ни через две, и его было слышно даже через броню и шум мощного двигателя БМД.

Финисту, который всегда почему-то очень остро реагировал даже на тихий детский плач, такой раздирающий своей болью крик слышать было невыносимо. Безбожно матерясь, он сорвал с места санитарную сумку и откинул крышку верхнего люка.

– Куда ты, старлей? – схватил его за ботинок один из армейских. – Подстрелят, дурак!

Но Юрий уже наполовину был наружи:

– Детёныш! – крикнул он, подтягиваясь на руках…

Многие в горных селениях хорошо умеют стрелять. Пуля, выпущенная из карабина, угодила Финисту прямо в лоб, и он, обливаясь кровью, мешком рухнул обратно в свой люк. Армейские, в замешательстве, не успели ничего предпринять.