тени чего-либо компрометирующего». 29 июня 1917 года в Успенском соборе Кремля он был возведен на древнюю первопрестольную кафедру, прославленную в веках именами великих подвижников веры – митрополитов Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, патриарха Гермогена.

Однако в Москве еще мало знали нового владыку. На предварительном голосовании имя Тихона не было первым. Только вмешательством свыше можно объяснить выбор москвичей, совершенный в кремлевском соборе перед древней святыней – Владимирской иконой Божьей Матери. О дальнейшем вспоминал священник Александр Рождественский: «Москва торжественно и радостно встретила своего первого избранника-архипастыря. Он скоро пришелся по душе москвичам, и светским, и духовным. Для всех у него находится ровный прием и ласковое слово, никому не отказывает он в совете, в помощи, в благословении. Скоро оказалось, что владыка охотно принимает приглашения служить в приходских церквах, – и вот церковные причты и старосты начинают наперебой приглашать его на служения в приходские праздники, и отказа никому нет. После службы архипастырь охотно заходит и в дома прихожан, к их великой радости. В короткое время своего архиерея знает чуть не вся Москва, знает, уважает и любит».

Между тем перед всем церковным народом во весь рост вставало множество вопросов об управлении и в целом о жизни Церкви в непривычных для нее политических условиях. Чтобы разрешить это множество проблем, новых и накопившихся за 200 лет синодальной системы, нужно было созвать Поместный собор Русской Православной Церкви. Это было большое событие, ведь церковные соборы в России не собирались два с половиной столетия. Еще в 1905 году Николай II, вняв доводам духовенства, дал согласие на подготовку Поместного собора. Она растянулась на несколько лет, но до 1917 года Собор так и не состоялся. Теперь же в этом была острая необходимость. Временное правительство и обер-прокурор также считали созыв Собора безотлагательной задачей, чтобы закрепить на нем «религиозные свободы». А Церковь, со своей стороны, желала с помощью Собора обезопасить себя от обер-прокурорского диктаторства в области этих самых «свобод». И одной из главных тем на Соборе должно было стать возрождение патриаршества.

Тем временем Россия кипела анархией и всеобщей враждой. Любое начальство в провинции и столицах было на подозрении у озлобленных масс, потерявших всякое чувство законности. Грабежи, убийства и насилие стали повсеместны и обычны. Разнородные партии грызлись за власть, а самые радикальные готовились лить кровь. В начале июля в Петрограде прошла репетиция кровавого захвата власти большевиками. Воюющая армия стремительно разлагалась под давлением аморальной ленинской пропаганды, солдаты дезертировали с фронтов, убивали офицеров. Временное правительство демонстрировало неспособность управлять страной. Ситуация была близка к катастрофической. Синод счел необходимым выступить с обращением к православному народу. После формального выражения радости по поводу «февральских завоеваний» дальше в нем говорилось о воцарившемся в стране хаосе, о том, что впереди ее ожидает страшная бездна. Народ призывали молиться и каяться в грехе забвения Божьих и человеческих законов. Но это и другие подобные обращения тонули в трескотне революционной агитации.

В начале августа большинство думающих людей признавало полный развал государства как факт. Уже после избрания Тихона московским архиепископом на него возлагали надежду, чтобы «голос Московского архипастыря пронесся по России от края до края, соединил разрозненных, угасил пожар страстей человеческих, принес всем мир и успокоение». За два дня до открытия Поместного собора владыку торжественно возвели в сан митрополита. А с началом работы Собора абсолютным большинством голосов митрополита Тихона выбрали его председателем. Рука Промысла мягко, но настойчиво толкала святителя к той вершине, на которую он должен был взойти, чтобы светить всем.

15 августа (по старому стилю) в праздник Успения Пресвятой Богородицы с молебнов и крестного хода на Красную площадь открылась новая страница в истории Русской Церкви. Поместному собору предстояло принять столь значительные решения, что многим участникам в самом начале и подумать о том было страшно. В Москву со всей страны съехались 564 делегата – 265 представителей духовенства, из них 80 архиереев, и 299 мирян из разных сословий, от князей и профессоров до крестьян.

Самой многочисленной секцией Собора, куда записалась почти половина делегатов, был Отдел о высшем церковном управлении. Он же стал самым громким, первым по накалу эмоций. Центральной сделалась тема восстановления патриаршества. Желающие выступать записывались в длинные очереди. Во время дебатов непонимание самой идеи патриаршества, во многом подзабытой за два века церковного «вдовства», страстные либеральные нападки на нее и предрассудки перемежались с вдохновенными, проникнутыми верой речами тех, кто желал видеть во главе Церкви живую личность патриарха – «отца, молитвенника и подвижника».

Точка зрения либералов: «Мы только что окончательно порвали с монархизмом в политической области и перешли к народоправству, и вдруг в церковной области мы хотим идти в обратном направлении». Страшились, что патриарх станет узурпатором прав всей Церкви, подобно римскому «непогрешимому» папе. Стояли за коллегиальность в руководстве, путая его с древним церковным правилом соборности. Но коллегиальное управление страной Временным правительством уже показало свою убогость и несостоятельность. Соборность же есть равенство всех членов церковного организма при различии их духовных дарований (одному дано мало, другому много) и при подчинении всех ради единства одному главе – первоиерарху поместной Церкви.

Доводы сторонников патриаршества устами священника отца Владимира Востокова: «Прежние патриархи были печальниками за народ, вразумителями, а когда нужно, и бесстрашными обличителями народа и всех имущих власть. Дайте же и вы народу церковного отца, который страдал бы за горе Руси, умолял бы не губить ее, печаловался бы за народ, вразумлял его, а для темных сил, которые уводят народ от Христа и Церкви, хотя бы они сидели на правительственных местах, был грозным обличителем».

Либералы поначалу пересиливали (на их стороне была почти вся профессура духовных академий с хорошо поставленной речью). К тому же всем было известно, что признай Собор необходимость восстановления патриаршества, это решение ни в коем случае не утвердит Синод. Но по мере того, как пресловутая коллегиальность Временного правительства всё ближе подводила страну к краю пропасти, соборяне решительно переходили на сторону единоначалия в Церкви. На следующий день после штурма Зимнего дворца в Петрограде большевиками Собор постановил прекратить споры и голосовать. Через два дня под грохот пулеметов и артиллерии на московских улицах голосование подтвердило: отныне Русской Церкви быть возглавляемой патриархом, первым между равными ему епископами.

25 октября старого стиля был совершен очередной государственный переворот. Демократическая Россия рассыпалась как карточный домик. По словам бежавшего тогда председателя Временного правительства А. Керенского, «никто, конечно же, и представить себе не мог ту форму политического садизма, в которую переродится большевистская диктатура». Поместный же собор в своем послании правительству еще в сентябре предупреждал: «Власть должна быть не партийной, а всенародной. А народно-русской может быть только власть, просветленная верой Христовой».

В Первопрестольной шли бои. Юнкера выгнали большевиков из Кремля, в ответ те начали пушечной пальбой выживать из Кремля юнкеров. Утром в воскресенье 29 октября митрополит Тихон направлялся к храму Христа Спасителя служить литургию. Снаряд разорвался совсем близко, едва не убив будущего патриарха. В храм из-за стрельбы не попали ни он, ни народ. Многие соборяне ходили по улицам, оказывали помощь раненым. 31 октября артиллерия красных прицельно бьет по Кремлю – дыры от снарядов в куполах храмов, крепостных башнях, стенах. Издевательски обстреляна икона чудотворца Николая на Никольской башне. В этот день на Соборе несколькими турами голосования выбраны три кандидата на патриарший престол. За окнами несмолкающий грохот, и сердца многих болезненно сжимаются от невероятного – кощунства над древними святынями России, уничтожения того, что составляет ее славу и величие.

Список кандидатов в патриархи возглавил архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), вторым был архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий). Третьим – митрополит Московский Тихон.

В народе говорили: выбрали «самого умного, самого строгого и самого доброго» из иерархов. По воспоминаниям протопресвитера армии и флота отца Георгия Шавельского, «архиепископ Антоний был, безусловно, талантливым человеком… обладал бойким умом и острым языком… Но у него как-то странно сочетались… мудрость с наивностью… Антоний стремился к патриаршеству как к манне небесной». Архиепископ же Арсений, которому недоставало мужества, «возможности стать Патриархом ужасался и только молил Бога, чтобы “чаша сия” миновала его». Один митрополит Тихон отнесся к своему кандидатству безмятежно и благодушно: он во всем полагался на волю Божью. Даст Господь патриаршую власть, даст и силы понести эту ношу.

Если бы патриарха