— Да, жива! Конечно жива! Нянечка, она скоро сюда приедет! Может, уже завтра… И сядет вот так же на эту скамеечку перед кроватью… Ой, нянечка, я как представлю, у меня сразу мороз по коже идет… А еще она внука тебе привезет! Знаешь, какой у тебя внук? У-у-у… Высокий, здоровенный мужик, вот какой! С брюшком! Генрихом зовут. Он немец. Маруся-то твоя в Германии все эти годы жила. Да она сама все тебе расскажет, когда приедет! Она туда уехала, чтобы тебя найти, и замуж там вышла…

Наташа говорила и говорила взахлеб, повторяясь и выстреливая фразами, будто старалась расшевелить, вытащить наружу Таечкины чувства, подкинуть в них угольков от своего радостного возбуждения. В конце концов, это же и впрямь счастливая весть, и эмоции тоже должны быть счастливыми! Другая бы на ее месте ух как расчувствовалась! А Таечка… Лежит себе тихо в скорбной непроницаемости. Когда рассказывает свои веселые байки — не остановишь, а тут… Руки на груди сложила, губы в себя втянула, лицо снова собралось в морщинистый кулачок, стало серо-коричневым, будто мхом поросло.

И лишь наклонившись поближе, Наташа с удивлением увидела, как бегут из внешних уголков ее глаз мутные ручейки слез, пропадают в мягкой ткани головного платочка, и сам платочек давно уже отсырел, и наволочка вокруг головы мокрая… Вдруг старушка перебила ее, прошелестев сухо:

— Ты, Наташичка, не шуми больше… Ты лучше ступай теперь домой. Спасибо тебе, мнучичка. Спасибо, что такую весть принесла. Только ты ступай. Я тут одна побуду. Надо мне, Наташичка.

— Хорошо, Таечка… Я понимаю. Я домой не поеду, в маминой комнате ночевать буду. Так, на всякий случай… А вдруг они, родственники твои, уже в пути? Надо же кому-то дверь открыть…

Наташа поднялась со скамеечки и почему-то на цыпочках пошла к выходу. В дверях обернулась — Таечка лежала в прежней позе, сложив на груди сухие ручки и вжавшись затылком в подушку. Лишь востренький подбородок слегка подрагивал да сухой кадык прошелся снизу вверх по тонкой и вялой шее. Пожав плечами и ощущая внутри себя противную неловкость, Наташа побрела на кухню, автоматически нажала на кнопку чайника. Нет, действительно, как-то все получилось… неловко как-то, неправильно. Помчалась из дома, даже чаю не попив, разлетелась для нянечки с крутыми новостями, о собственных неприятностях уже и не думала. А тут… А что, собственно, тут? Чем она недовольна? Тем, что не позволила ей Таечка насладиться собственным всплеском альтруизма?

Откуда-то издалека послышался слабенький писк — до боли знакомая мелодия скрипочки, и она рванула со всех ног в прихожую, ругая себя на чем свет стоит. Это она так звонка от Таечкиных родственников ждет! Оставив мобильник в сумке и наглухо застегнув молнию! Хороша добрая мнучичка, хороша альтруистка, ничего не скажешь…

— Да! Здравствуйте! Слушаю вас! — приветливо проговорила она в трубку, отчего-то уверенная, что звонят именно они, Таечкины родственники. Тем более номер в окошке мобильника высветился совсем незнакомый.

— Здрав-ствуй-тье… — зарокотал в ее ухе уже знакомый голос Генриха. — Вы меня прошу извинить, я очень волноваться…

— Ой, да я и сама волнуюсь, что вы! Вы Генрих, да?

— Да, да…

— А меня зовут Наташа! Наташа Петрова! Это я звонила в студию, когда передача шла! Я Таечке… Ой… То есть я вашей бабушке уже сказала, что вы нашлись! Она… Она вас ждет… Вы когда приедете?

— Да… Да, мы купили уже билет… То есть два билет… Я и моя мама.

— А билеты на самолет или на поезд?

— Да, да, на самолет! На сегодня рейса нет, только на завтра. Рейс двести пятьдесят шесть.

— Так. А время?

— Сейчас, один момент… Девять часов пятьдесят две минуты.

— Ага… Погодите, я соображу, в котором часу вы будете здесь… Вам из Москвы лететь два часа плюс разница во времени… Это получается два часа пополудни… В общем, все хорошо, Генрих! Завтра после обеда вы уже увидите свою бабушку! Только учтите — она совсем старенькая и не видит ничего. И с постели давно не встает. А так, в общем, в памяти и в сознании… Генрих, а вас встретить?

— Нет, нет, не встретить. Мы сами приедем. Вам не надо беспокоиться. Мама не хочет, чтобы вам беспокоиться. Она говорит, ей так лучше. Нам нужно только уточнить адрес. Здесь написано — переулок Липатьевский, дом двадцать шесть, квартира пятьдесят четыре. Это есть правильный адрес? Переулок — это есть улица так называться?

— Да. Это есть правильный адрес. Скажете таксисту, он привезет.

— Спасибо, Наташа. До встречи.

— Ага. До встречи…

Зажав мобильник в руке, Наташа вернулась на кухню, распахнула окно, долго стояла, вдыхая в себя призрачную прохладу июньского вечера и пытаясь унять волнение. Потом протянула руку, снова включила чайник, усмехнулась нервно — попьет она сегодня, наконец, чаю или нет? Или не хочется ей уже никакого чаю? А может, лучше спать лечь? День завтра предстоит трудный… Да, нужно же еще бабушке позвонить! Как это она про бабушку-то забыла? Надо, чтоб они с Тонечкой тоже завтра сюда приехали…

— Да, Натка! Ну что там у тебя? Ты же перезвонить обещала! Я тут волнуюсь, жду… — обрушился на нее из трубки тревожный бабушкин голос.

— Ба… Ты сейчас сидишь или стоишь?

— Ну, сижу… Да говори уже, копуша окаянная! Вечно загадки какие-то загадываешь!

— Бабуль, ты не поверишь, но у нашей Таечки дочь отыскалась…

— Иди ты! Но этого же не может быть, Натка! Ты что? Откуда ты это взяла?

— А вот и может! Представляешь, я вечером пришла на кухню чаю попить, включила телевизор, а там передача идет, которую ты все время смотришь… Ну, с шукшинской дочкой которая! И представляешь, я сижу и ушам своим не верю…

Наташа торопливо и взахлеб начала воспроизводить словами только что пережитые ею события, не давая бабушке вставить ни слова. И вдруг замолчала, услышав сдавленный то ли стон, то ли слезный бабушкин всхлип:

— Ой, Натка… Да что же это… А Таечке… Таечке ты об этом сказала?

— Ну да… Конечно сказала! Я сразу же к ней и помчалась! Да я бы все равно не утерпела! Ты что, такая новость…

— Ой, не надо было…

— Да почему?!

— Да потому! Иногда человеку счастливую весть труднее пережить, чем горькую. Надо было ее как-то подготовить, что ли… А ты, наверное, как обухом по голове! Знаю я тебя…

— Ничего себе! Я же еще и виновата!

— Да ладно, ни в чем ты не виновата… А Таечка твои новости как восприняла?

— Она… Она просто заплакала, и все… Я думала, она обрадуется! А потом говорит мне — иди домой… Представляешь?

— Эх ты, Натка! Надо было сначала мне все рассказать… Когда они приедут, немцы эти?

— Завтра, примерно часа в два здесь будут. Ба, да ты не волнуйся! Я тоже здесь ночевать останусь, присмотрю за Таечкой.

— Ничего себе, не волнуйся! Да я теперь всю ночь спать не буду. Ладно, пойду валерьянку пить… Завтра мы с Тонечкой приедем. Пока, Натка…