Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обиженно отбросив телефон на кухонный стол, Наташа потрогала рукой чайник — остыл уже… Ладно, бог с ним. Не судьба ей, наверное, сегодня чаю попить.
Осторожно ступая по коридору, она подошла к двери в Таечкину комнату, прислушалась. За дверью было так тихо, что она не решилась эту тишину нарушить — пусть Таечка спит. У нее завтра тоже трудный день.
Уснула она сразу, как только улеглась в мамину постель. Будто провалилась в знакомое с детства облако маминых духов. И сны всю ночь снились хорошие, розовые, детские. И мама была в этих снах красивая, молодая, и бабушка еще не старая, и Таечка присутствовала резвой сухонькой старушкой, убегала от нее по полю за горизонт… Она ее догоняла, а Таечка все убегала… Обернется, погрозит ей пальчиком — не беги, мол, не надо! — а она все бежит за ней, бежит…
Проснулась Наташа рано, как от толчка. Организм был выспавшимся, сам собой потянулся каждой косточкой и потребовал действий. Рука тоже сама по себе нащупала на прикроватной тумбочке мобильник, в окошке которого обозначились два пропущенных ночных вызова. Оба от Саши. Что ж, уже хорошо! Потерял ее, значит. Волновался, звонил. А время-то — всего половина восьмого! Аккурат на работу успеть можно. Можно было и не ехать, конечно, позвонить и отпроситься законным образом, в конце концов, у нее для этого настоящая уважительная причина имеется… Но отчего-то ее сильно потянуло поехать. Включилось внутри нечто вроде тревожного механизма, завыло сиреной — давай, давай, вставай, одевайся! И побыстрее, побыстрее! Тебя там, на работе, новости ждут…
Наташа так и влетела в коридорчик своего офиса — запыхавшись. И нисколько не удивилась, увидев в дверях приемной вытянутое от испуга лицо Аллы Валерьяновны. Значит, не зря тревожная интуиция ее сюда гнала.
— Наташечка, как хорошо, что ты пришла! У нас тут такое, такое… Прямо и не знаю, как тебе сказать!
— Что случилось, Ал Валерьянна?
— Анна твоя погибла!
— Как… То есть как погибла?!
— Ой, да мы и сами ничего не понимаем! Утром позвонили из милиции, спрашивают про девушку в красном платье… Ее машина сбила на тротуаре, около дома, а в сумочке бумаги были, письма какие-то на нашем фирменном бланке… Слушай, а какая у Анны фамилия, ты не помнишь?
— Фамилия… Н-нет… Я не… Я не понимаю… Я вообще не знаю ее фамилии… Но как же так, Алла Валерьяновна?
Все вдруг завертелось калейдоскопом у нее перед глазами вместе с перепуганным лицом Аллы Валерьяновны, и в этом круговороте оказалось еще одно перепуганное лицо — кадровички Нины Семеновны. Наташа зажмурилась и на всякий случай прислонилась спиной к стене.
— …Наташа, что с вами? Вам плохо, да? Может, воды принести? Алла Валерьяновна, дайте воды! Видите, какая она бледная!
— Нет, Нина Семеновна, не надо… Ничего, все в порядке. Мне уже лучше… — пролепетала Наташа, боясь оторваться от стены.
— А фамилию? Фамилию Анны вы не помните? — подступила к ней с тем же вопросом Нина Семеновна.
— Нет… Я не знаю ее фамилии… Но постойте… Вы же должны сами знать! Вы начальник отдела кадров, вы же ее сами на работу оформляли!
— Да тут такое дело, Наташенька… И сама не понимаю, как это получилось! Я сунулась искать ее личное дело, а его нигде нет… Главное, я прекрасно помню, как она и анкету, и карточку заполняла! При мне! Просто я не успела все в базу занести и данные в бухгалтерию тоже передать не успела… Нет, но куда ее личное дело подевалось, интересно? Прямо мистика какая-то…
Из милиции звонят, спрашивают, а я не знаю…
— Погодите… А может, это не она?
— Да она, она… Они ее совершенно точно описали. Нет, но как это могло получиться с пропажей личного дела? Прямо впервые со мной такое! Меня теперь уволят, наверное…
— Да ладно вам, Нина Семеновна! Прекратите! — сердито вклинилась в разговор Алла Валерьяновна. — Тут человек погиб, а вы о своем престиже беспокоитесь! — и, обращаясь уже к Наташе, проговорила сочувственно: — Наташенька, ты постарайся вспомнить… Вы же хоть и недолго, но вместе в одном кабинете сидели… Может, она рассказывала о себе что-нибудь? Откуда она, кто ее родители?
— Нет… Она мне ничего не рассказывала… Хотя постойте… Может…
Она хотела сказать «может, Саша знает», но вдруг прикусила язык, будто снова сработал где-то внутри некий запретный механизм. И продолжила фразу уже в другой вариации:
— Может… Катька знает?
— А кто это — Катька? — спросили обе женщины практически одновременно.
— Ну, это… Одна наша общая знакомая. Случайно обнаружилась. Я ей сейчас позвоню…
— Звоните! Звоните быстрее! А может, эта ваша Катька о родителях Анны что-нибудь знает? А то, ей-богу, неудобно как-то…
Наташа дернула молнию на сумке и нервно начала выискивать в ее недрах телефон. Ладонь была неловкой, будто чужой, хватала торопливо все подряд: кошелек, пудреницу, связку ключей, носовой платок… Потом ткнулось между пальцев тонкое тельце телефона, и она выудила его из сумки, торопливо приговаривая:
— Сейчас, сейчас… Одну минуту…
Однако одной минутой дело не обошлось — длинные гудки долго пели свою нудную песню, пока не оборвались Катькиным томным мяуканьем:
— Да-а-а? Привет, Наташка…
— Катя, тут такое дело… Слушай, ты свою новую приятельницу давно видела?
— Ты Анну имеешь в виду?
— Ну да, Анну…
— Так позавчера видела… А что?
— А вчера?
— Вчера — нет, не видела. Я же дома не ночевала… У меня тут, кажется, личная жизнь налаживается, Наташ…
Катька томно хохотнула, предназначив последнюю фразу явно не Наташе, потом вскрикнула кокетливо — видимо, «личная жизнь» то ли ущипнула, то ли пощекотала ее нежно. Наташа поморщилась, резко произнесла в трубку:
— Погоди, Катерина! Значит, ты не знаешь, что Анна погибла?
— Как? Как — погибла? Когда?!
— Говорят — вчера…
— Ой, мамочки… А… Как это случилось?
— Машина сбила…
— Ой, мамочки…
— Катя, послушай меня, соберись… Вспомни, пожалуйста, все, что ты о ней знаешь!
— А что — все?
— Ну, хотя бы фамилию… Откуда приехала, кто ее родители… В общем, говори все, что знаешь!
— Да ничего я не знаю…
— Как это? Ты ж сама говорила, что вы с ней болтали, когда она к тебе в гости приходила!
— Ну, болтали… А только она о себе ничего такого не рассказывала… Погоди, Наташка! Я сейчас соседям позвоню, которые ей квартиру сдали! Они ж наверняка ее знают! Погоди!
— Ага… Давай, звони. Потом сразу мне перезвонишь, поняла?
— Ага, поняла… Я сейчас!
Наташа нажала на кнопку отбоя и без сил опустила руку с телефоном вниз, будто держала в руке несусветную тяжесть. Потом пролепетала жалобно в сторону ожидающих от нее информации сотрудниц: