— Но, моя дорогая, я могла сильно оскорбить мистера Гойлса, предлагая ему жить на средства его тещи, — сказала вдова.

— Почему нет? — спросила Мэри. — Джордж не верит в эти старомодные идеи о собственности. Кроме того, если бы ты дала их мне, это были бы мои деньги. Мы верим в то, что мужчины и женщины равны. Почему один всегда должен быть в большей степени кормилец, чем другой?

— Не могу представить, дорогая, — сказала вдова. — Однако я едва могла ожидать, что бедный мистер Гойлс будет жить на незаработанные средства, если он не верит в наследуемую собственность.

— Это ошибка, — сказала Мэри довольно неопределенно. — Во всяком случае, — торопливо добавила она, — то, что случилось. После войны Джордж поехал в Германию изучать там социализм и вопросы труда, и ничто меня не радовало. Поэтому, когда появился Дэнис Кэткарт, я сказала, что выйду за него замуж.

— Почему? — спросил Питер. — Он никогда не казался мне парнем хоть немного в твоем вкусе. Вообще, насколько я смог выяснить, он был тори и связан с дипломатией и… ну, весьма закоренелый старый повеса, так сказать. У меня не сложилось впечатление, что у вас было хоть что-то общее.

— Нет, но зато его ничуть не заботило, есть у меня вообще какие-либо идеи или нет. Я заставила его пообещать, что он не будет беспокоить меня дипломатами и высокопоставленными людьми, и он сказал, что я могу делать что хочу, если только не буду его компрометировать. И мы должны были жить в Париже, идти каждый своей дорогой и не создавать друг другу проблем. И все, что угодно, было лучше, чем пребывание здесь, и бракосочетание с кем-то по чьему-то выбору, и открытие базаров, и лицезрение поло, и встречи принца Уэльского. Поэтому я сказала, что выйду замуж за Дэниса, хотя не любила его, и совершенно уверена, что он не любил меня даже на грош, и мы должны быть независимы друг от друга. Я так хотела, чтобы меня оставили в покое!

— Джерри был доволен его состоянием? — спросил Питер.

— О, да. Он сказал, что Дэнис не такая уж большая добыча (я бы предпочла, чтобы Джеральд был менее вульгарен в своей плоской, ранневикторианской манере), но после Джорджа ему остается только благодарить небо, что этот не оказался хуже.

— Запишите это, Чарльз, — сказал Уимзи.

— Сначала казалось, что все в порядке, но чем дальше, тем меня все больше что-то тяготило. Вы знаете, было что-то несколько тревожное в Дэнисе. Он был так необычайно сдержан. Конечно, я хотела, чтобы меня оставили одну, но… понимаете, это было странно! Он был корректен. Даже когда он приходил в ярость и был страстен — что случалось не часто, — он был корректен в этом. Удивительно. Подобно одному из этих странных французских романов, ты знаешь, Питер: ужасно страстный по содержанию, но абсолютно безличный.

— Чарльз, дружище! — сказал лорд Питер.

— М-м?

— Это важно. Вы понимаете, что это значит?

— Нет.

— Не берите в голову. Давай дальше, Полли.

— Я не причиняю тебе головную боль?

— Причиняешь, и притом ужасную; но мне это нравится. В самом деле, продолжай. Я не выращиваю лилию сыростью мук и росой лихорадки, или что-нибудь в этом роде. Я действительно взволнован. То, что ты только что сказала, проливает больше света, чем все, за чем я охотился неделями.

— Действительно?! — Мэри уставилась на Питера с выражением, в котором не осталось и следа враждебности. — Я думала, что ты никогда не поймешь меня.

— Боже! — сказал Питер, — почему нет? Мэри покачала головой:

— Кстати, я все время переписывалась с Джорджем. А в начале этого месяца он неожиданно написал мне, что возвратился из Германии и получил работу в «Сандерк-лэп» — социалистическом еженедельнике, начиная с четырех фунтов в неделю, и не соглашусь ли я бросить этих капиталистов и так далее, и стать с ним честной рабочей женщиной. Он мог устроить меня работать секретарем в газете, чтобы я печатала для него и приводила в порядок его статьи. Вместе мы должны будем зарабатывать шесть-семь фунтов в неделю, что будет суммой более чем достаточной для совместной жизни. И я с каждым днем все больше боялась Дэниса. Поэтому я сказала Джорджу, что согласна. Но я знала, что предстоит ужасная ссора с Джеральдом. Мне на самом деле было довольно стыдно: о помолвке уже было объявлено, и я представляла себе огромное количество разговоров и людей, пытающихся убедить меня. И Дэнис мог поставить Джеральда в ужасно неловкое положение, это было вполне в его стиле. Поэтому мы решили, что лучшим будет сначала убежать и пожениться, чтобы избежать споров.

— Похвально, — сказал Питер. — Кроме того, это выглядело бы довольно привлекательно в газете, не так ли? Представь заголовки: «Дочь пэра выходит замуж за социалиста», «Романтичное тайное бегство в коляске мотоцикла», «6 фунтов в неделю — это много, — говорит ее милость».

— Свинья! — сказала леди Мэри.

— Очень хорошо, — сказал Питер, — я поймал тебя! Все было устроено так, чтобы романтичный Гойлс увез тебя далеко из Ридлсдейла — но почему Ридлсдейл? Намного проще было бы бежать из Лондона или Денвера.

— Нет. Во-первых, ему нужно было ехать на север. Во-вторых, в городе его все знают, и, наконец, мы не хотели ждать.

— Кроме того, ты могла скучать по объятиям молодого Лохинвара. Хорошо, тогда почему в это крайне неудобное время, 3.00?

— У него была назначена встреча в среду ночью в Норталлертоне. Он собирался приехать прямо сюда, забрать меня и привезти в город, где мы должны были пожениться в соответствии со специальным разрешением. Времени у нас было вполне достаточно. Джордж должен был выйти на работу на следующий день.

— Я понимаю. Ну а теперь я продолжу, а ты остановишь меня, если я буду не прав. В среду вечером ты поднялась к себе в 21.30. Ты упаковала чемодан. Ты… ты думала о каком-нибудь письме, чтобы успокоить своих опечаленных друзей и родственников?

— Да, я написала его. Но я…

— Конечно. Тогда ты легла спать, как я представляю, или, во всяком случае, разделась и легла.

— Да. Я легла. Это было правильно, и когда это случилось…

— Точно, тебе не хватило бы времени привести постель в соответствующее состояние утром, и мы бы узнали об этом. Между прочим, Паркер, когда Мэри признавалась в своих грехах вам вчера вечером, вы делали какие-либо пометки?

— Да, — сказал Паркер, — если вы можете читать мою стенографию.

— Вполне, — сказал Питер. — Хорошо, приведенная в беспорядок кровать в твоей истории говорит о том, что ты не ложилась спать вообще, не так ли?

— А я думала, что это была такая правдоподобная история!

— Хочешь совет? — ответил ее брат любезно. — Ты добьешься большего успеха в следующий раз. В действительности это так же трудно, как и громоздить длинную последовательную ложь. Кстати, ты в самом деле слышала, что Джеральд выходил в 23.30, как сказала Петтигру-Робинсон (да будут прокляты ее уши!)?