– Ты удивила меня, Кира, – сказал он почти ласково. – Не думал, что ты решишься.

– Попытка – не пытка, – ответила я, глядя на него в упор.

И снова в его глаза проступила задумчивость, более глубокая, более оформленная тайными желаниями из самых темных уголков его волчьей души.

Конечно, я не рассчитывала, что фокус с когтем прокатит, но только ради того, чтобы увидеть в его глазах подсказку, стоило заработать синяк на руке.

Впрочем, тут я наговаривала на Бориса: мою руку он перехватил аккуратно и держал также, так что на синяк рассчитывать не приходилось.

Ему нравилось, что я его не боялась, хотя в этом он не совсем был прав. Я побаивалась. Терять мне было нечего, но второй раз пройти через ад по его приказу или же просто сдохнуть бессмысленной смертью так и не достигнув ничего, я не рвалась и поддевать его старалась осторожно.

– Алеша, попроси, пожалуйста, шавку Бориса Сергеевича принести выпить. Ему нужно расслабиться и отдохнуть.

Борис на это ничего не ответил и, выпустив мою руку, предварительно забрав не состоявшееся орудие убийства, провел взглядом до двери.

Его волчий запах, смешанный с кровью и остатками адреналина после происшествия, от которых меня невольно начало подташнивать, к счастью, остались в его комнате, но в коридоре мне в нос пробрался другой запах, другого раненого зверя.

Проигнорировав еще одно предупреждение в глазах Алеши, я последовала за запахом крови, сигарет и серебра, спустилась вниз и зашла на кухню. Алеша зашел следом.

Мотоциклетная курточка валялась на полу. Шлем и кобура с двумя пистолетами с глушителями, пахнувшие порохом, лежали на кухонном столе. Роза, то ли не спавшая еще, то ли разбуженная шумом, опасливо наблюдала за Астаховым, стоявшем с ножом для колки льда.

Его немного покачивало. Черная футболка спереди была насквозь пропитана кровью, но нож, которым он вооружился, подходил разве что для аматорского харакири и то – неудачного.

– Положи, – сказала я, раскрывая аптечку, которая в случае с Борисом не пригодилась.

Астахов покачнулся, развернувшись ко мне. Нож он не положил, а тупо выронил на пол. Глаза лихорадочно поблескивали, но смотрел он вполне осознано.

– Бориса не добила, так пришла по мою душу, – съязвил он.

– Сядь и сними футболку, – сказала я, пропустив мимо ушей его колкую фразу.

Астахов послушался и присел на стул. Достав медицинский пинцет из аптечки, я села на стул рядом и осмотрела пулевое отверстие под левой ключицей. Не смертельное, но серебряная пуля, оставшаяся в нем, медленно, но верно отравляла волкодава.

Признаюсь, этот факт доставил мне гораздо большее удовольствие, чем более опасные раны Бориса.

– Ты помнишь меня? – неожиданно спросил Астахов.

Я без прелюдии ввела пинцет в рану и начала ковырять им в поисках пули.

– Полагаю, это значит "да", – сквозь зубы выдавил он. – Алеше ты пальцами пули доставала, – как бы между прочим заметил он, морщась от боли.

– Ты не Алеша, – отрезала я, чертыхаясь про себя.

Глубоко сидела пуля. Ой, глубоко!

– Алеша тебя ублажает в знак благодарности за спасенную жизнь? – никак не унимался волкодав. Алеша хрустнул костяшками. – По ходу, нет, – весело отметил он. – А ты ублажаешь Бориса?

– Прикуси язык! – рыкнул Алеша, но Астахов не обратил на него внимание, продолжая рассматривать меня каким-то безумным взглядом.

– Роза, у тебя не найдется случайно лишней косточки, – процедила я. – Нашему больному очень нужно занять чем-то рот.

Роза усмехнулась, мол, надо будет, и две косточки найдется.

Волкодав тоже было улыбнулся, но тут же скривился. Пуля, в отличие от когтя, шла гладко, но я не удержалась от излишних тычков пинцетом и чисто случайным по ходу движения пули болтанием им из стороны в сторону.

Я бросила извлеченную пулю ему на колени и, помыв руки и пинцет, сложила аптечку.

– Спасибо.

Я замерла у стола. Простое слово от того, кто стрелял в меня, разожгло огонь больший, чем такая мелкая сошка, как наемник, был достоин.

– Не смей меня благодарить! – прошипела я, повернувшись к нему. – Ты понял? Не смей!

Я жалела, что вмешалась. Во-первых, он и сам смог бы вытащить пулю. Во-вторых, если бы он не смог ее вытащить, то на одно дерьмо в этом мире было бы меньше.

Уже у самой двери из кухни я остановилась и оглянулась на смотревшего мне вслед волкодава, грудь которого была украшена кровью и вечным тавром хозяина города.

Меткий стрелок… Что ж так вышло, что ты прокосячил?

Два дня после кровавого происшествия Борис возвращался домой как штырь в половине шестого. Новостные каналы только и трубили о бандитских разборках, с досадой отмечая о неизвестном количестве трупов, и под самыми фантастическими углами рассматривали возможные причины столь дерзкого поведения.

Конечно, все они были далеки от истины, как, к сожалению, далека была и я. Напрямую спрашивать Бориса я не решалась, вообще избегая его, а Алеша, в силу работы нянькой, был изолирован от окружения и дел хозяина города.

До приема оставалось меньше недели и я решила сосредоточиться на последних приготовлениях к нему. Раз Бориса не грохнули в тех разборках, то и мой план никуда не делся, а работы по нему еще было много.

Пару раз я задумывалась над тем, как далеко собиралась зайти, ведь если все сложится, как я задумала, то рано или поздно мне придется лечь в постель с Борисом, позволить войти в меня, трогать, целовать и снова входить, не говоря о том, чтобы самой трогать и целовать его.

Я сглотнула подступившую тошноту и тряхнула головой, прогоняя прочь едва наметившиеся картины моего потенциального будущего.

Что ж… Время покажет, что я смогу, а что нет, но я знала, что все же смогу. В конце концов мой брат и Паша заслуживали возмездия. Да и я, пожалуй, тоже.

День был чудесный. Безоблачное нежно-голубое небо просекалось солнечными лучами майского солнца. В кустах, высаженных под моим балконом и густо покрытых свежей зеленью беззаботно резвились воробьи.

Их веселый щебет навевал что-то ностальгическое: тоску по старым денькам, когда от окружающего дерьма я еще могла найти отдушину в простых вещах, когда мне было, о ком заботиться, о ком думать, когда я не была одна с переменно затихающей болью в груди.

Оставив балкон открытым, я смыла окурок в унитаз, помыла руки и мазнула духами запястья. Несмотря на то, что день был будний, Борис был дома. Традиционно начав свой день в тренажерке, он после завтрака закрылся у себя в кабинете.

После случая с когтем он почти не обращал на меня внимания, и мне даже начало закрадываться, что в то время, как я видела в его глазах отблеск тайных желаний, он усиленно работал над их уничтожением, а стало быть и моим.