Валентина Ивановна понизила голос, придвинулась ко мне вплотную.

– Я тебе скажу, такой самец!.. Ну, ты понимаешь… – Она многозначительно повела бровями. – К нему постоянно какие-то бабы таскаются, разные! И все красотки! – Валентина Ивановна поджала губы и признала: – Ну, в смысле внешности он и сам не подкачал. Красивый мужик, просто загляденье. И одет как картинка. Да-а-а… Кому все, а кому ничего…

Она еще немного покивала головой, отвечая каким-то своим, невысказанным мыслям. Потом спохватилась и спросила прежним деловым тоном:

– Ну что? Готова прийти на помощь братскому венгерскому народу?

Я с трудом проглотила слюну и тихо ответила, что всегда готова.

И мы пошли к последнему, шестому, подъезду.

Этот подъезд мне нравился больше всех остальных. Начнем с того, что он был угловым, поэтому на каждой площадке находилось всего две квартиры. Если учесть, что в доме семь этажей, и то, что на первом этаже квартир нет, то легко посчитать количество соседей: двенадцать семей. Это значит, что каждый человек знал своих соседей в лицо и по имени. Очень ценное преимущество в разобщенной московской жизни.

Во-вторых, этот подъезд был самым чистым и ухоженным в доме. Нет, в остальных квартирах тоже не свиньи жили. Дом, в общем, населен благополучными людьми, но этот подъезд выделялся даже на их фоне.

Меня сразу поразил идеальный порядок возле мусоропровода. Никто не позволял себе просыпать содержимое мусорного ведра мимо отверстия и гордо удалиться, оставив картофельные очистки на полу. На каждой площадке стояли венички с совочками, и жильцы не гнушались ими пользоваться.

Еще меня поразило огромное количество живых цветов на лестничных клетках. Это был не подъезд, а какая-то удивительная оранжерея. Причем никому не приходило в голову стряхивать пепел в цветочные горшки; для курящих отводились специальные уголки с красивыми пепельницами и удобными угловыми диванчиками.

В общем, это был нормальный европейский подъезд, увы, нехарактерный для московских домов. И конечно, роковой красавец Штефан Батори должен жить именно в таком ухоженном цивильном месте.

Мы с Валентиной Ивановной поднялись на третий этаж, остановились у бронированной двери. Я механически отметила, что у нас дома точно такая же. Может, и ключи у нас одинаковые? Тогда понятно, каким образом Штефан попал в мой дом!

Да нет, не может быть. На фирме меня заверили, что не существует одинаковых замков в дверях этого типа. Хотя стоит ли доверять заявлениям рекламного типа?

– Квартира большая, – предупредила начальница, отпирая дверь. – Я долго тут торчать не смогу. Сама-то справишься?

Я кивнула, не в силах произнести ни одного слова. Дверь распахнулась, из коридора на меня повеяло запахом ароматизированного табака и дорогой туалетной воды.

– Входи, – пригласила меня начальница.

И я ступила в полумрак просторной прихожей, как на запретную вражескую территорию.

Впереди расстилалось неизвестное минное поле.

Из прихожей в квартиру вели три двери. Валентина Ивановна отворила крайнюю правую.

Я заглянула в комнату – это был кабинет, – но от волнения ничего толком не разглядела.

– Штефан ненавидит пыль, – продолжала Валентина Ивановна. – Как следует протрешь всю мебель, стол тоже нужно отполировать. Боже тебя упаси перекладывать бумаги! Подняла, вытерла, положила, как лежали. Иначе Штефан нам голову оторвет. Поняла?

Я хотела сказать, что Штефан уже никому ничего не оторвет, но вовремя спохватилась и промолчала.

Мы миновали огромную квадратную прихожую с роскошным ковром посередине и вошли в просторную гостиную. Валентина Ивановна окинула ее опытным взглядом и сказала:

– Ну, тут работы немного. Как видишь, все на своих местах, никакого бардака. Тебе повезло. Иногда Штефан устраивает посиделки, после которых сюда войти страшно. А сегодня просто идеальный порядок. Надо же, не успел нагадить. Видимо, мотался по своим командировкам.

Третья комната была отведена под роскошную, я бы даже сказала, кокетливую спальню. Валентина Ивановна взглядом указала мне на игривую акварель в духе Ватто, висевшую над кроватью, и многозначительно хмыкнула:

– Чуешь, какое место в квартире самое главное? Говорю же: самец, каких мало. Айда на кухню.

Длинный коридор привел нас на кухню: современная мебель, отличная техника. Здесь тоже царил образцовый порядок, только в раковине стояла чашка с засохшими коричневыми разводами.

– Ну, мать, – сказала начальница, – повезло тебе. Получишь сто долларов, можно сказать, на халяву. Значит, так: протрешь пыль, почистишь ковры и мягкую мебель. Кстати, где-то я видела у него пылесос…

Валентина Ивановна вышла в коридор, открыла дверь кладовки.

– Маша! Вот пылесос. Пользоваться таким умеешь?

Я присмотрелась. Новая модель моющего пылесоса, у меня дома точно такая же. Я ответила, что умею.

– Вот и славно – обрадовалась Валентина Ивановна. – Значит, так: уберешься, закроешь квартиру на все замки, ключи принесешь мне, и я сразу расплачусь. Штефан деньги на уборку оставляет за месяц вперед, как раз последняя сотня в сейфе лежит. Интересно, куда он пропал? Должен еще деньжат подкинуть… Ну ладно, это ерунда. Ты все поняла?

Я кивнула. Почему-то разговаривать в этой огромной квартире было немного страшно. Мне казалось, что дух Штефана находится рядом и насмешливо смотрит на мою испуганную физиономию.

Валентина Ивановна еще раз обвела взглядом высокие потолки, поделилась со мной мыслями:

– Нехилая квартирка. Ее в советское время дали папаше Штефана. Ну, тому венгерскому партайгеноссе.

– А где он сейчас? – спросила я.

– На том свете. Давно помер. Говорят, его жена убила. – Казалось, начальница была очень довольна тем, какое впечатление произвел на меня ее рассказ, и продолжила: – Мне кто-то из соседей говорил. Вроде приревновала она его к какой-то бабе, ну и пырнула ножом. Видно, тоже был кобель, каких мало. Историю замяли, мужика похоронили с партийными почестями. Помнишь, как раньше в газетах писали: «Смерть нежданно вырвала из наших рядов…» – Валентина Ивановна посмотрела на меня и спохватилась: – Хотя ты не помнишь. Маленькая была.

Я кивнула и вернула начальницу к прежней теме:

– А что сталось с его женой?

– Жену отправили в какую-то закрытую лечебницу для нервнобольных. Там она и померла лет пять назад.

Я выслушала историю с напряженным вниманием.

– Как давно это было? – спросила я.

– Что именно?

– Ну, когда погиб этот партайгеноссе?

– Не знаю, давно, наверное. Может, еще в восьмидесятые. – Валентина Ивановна пожала плечами и закруглила тему: – Да ладно, какая разница? Главное, ты убери как следует, чтобы ни пылинки, ни соринки. Добро?