Бред! Если ключи хранятся в Москве, то и дверь, которую они отпирают, должна быть здесь.

Я в задумчивости покрутила связку на пальце. Брать, не брать? Решила, что если возьму, хуже не будет.

Через час я закончила свои дела, убрала пылесос в кладовку, надела спецодежду, затем вернулась в спальню и прихватила «Венгерские исторические хроники». Посмотрим, что заинтересовало Штефана в книге, которую он читал перед смертью. Возможно, это как-то поможет мне в расследовании. Я спрятала книгу под тулуп, понимая, что совершаю банальное воровство, а что делать? Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!

Я прошлась по комнатам, проверила, все ли в порядке. Квартира сияла сказочной чистотой. На мгновение мне стало грустно оттого, что Штефан уже никогда не сможет сюда вернуться. Но моей вины в этом нет.

Я подошла к двери, взяла ключи, брошенные Валентиной Ивановной возле вешалки, тщательно заперла все замки и, не вызывая лифта, побежала вниз.

– Закончила? – спросила меня начальница, когда я постучала в открытую дверь ее кабинета.

Валентина Ивановна, как обычно, сидела за столом и смотрела в монитор. Сначала я заподозрила, что она играет в компьютерные игры, но когда подошла поближе, то увидела на экране таблицу с именами и цифрами. Ясно. Деловая документация.

– Закончила, – отрапортовала я, выкладывая ключи Штефана на стол.

– Ничего не разбила? Вот и хорошо.

Валентина Ивановна открыла сейф, вмонтированный в стену, бросила в него связку ключей, достала стодолларовую банкноту, протянула мне.

Я замялась, глядя на купюру с портретом американского президента. Отчего-то мне показалось, что я не имею права ее брать.

– В чем дело? – удивилась Валентина Ивановна.

Но на этот вопрос я не могла ответить даже себе самой. Просто не хотела брать деньги Штефана, и все тут!

– Может, не стоит? – сказала я нерешительно. – Там работы было – кот наплакал.

Валентина Ивановна поднялась из-за стола, подошла ко мне и решительно сунула деньги в карман тулупа.

– Это не твоего ума дело! – отрезала она. – Хозяин установил таксу – значит, бери. Мало работы, много работы, какая разница? Ты трудилась! А Штефан, между прочим, от потери ста долларов не обеднеет! Богатый мужик! Ну что я тебе рассказываю, ты сама видела. И не делай такое лицо! Ты эти деньги заработала, а не украла! Понятно? Все, иди работай, – завершила беседу Валентина Ивановна.

И я побрела исполнять свои трудовые обязанности.

В семь часов я переоделась, переложила в сумку трофеи, добытые в квартире Штефана. Попрощалась с коллегами и охранником у ворот. Вышла из арки и влилась в людской поток, двигавшийся к метро.

По дороге я размышляла о том странном чувстве, которое вызвали у меня деньги Штефана. Интересно, почему мне было так неприятно их брать? Я что, испытываю к венгерскому красавцу личную неприязнь? Как сказал в «Мимино» гениальный актер Мкртчян: «Слушай, такую личную неприязнь испытываю к потерпевшему, что даже кушать не могу!»

Ну, не знаю, не знаю. Повод для неприязни к потерпевшему у меня, конечно, есть. Создал массу сложностей, среди которых главная: как мне объяснить мужу присутствие в доме постороннего мужчины? Да еще и мертвого!

Я нервно усмехнулась.

Да, это, конечно, основательный повод для неприязни. Но что-то подсказывало, что моя неприязнь к потерпевшему не идет ни в какое сравнение с неприязнью, которую испытывал ко мне он. Да что там неприязнь! Потерпевший меня ненавидел! Будем называть вещи своими именами!

Это как нужно ненавидеть человека, чтобы прийти к нему домой и умереть прямо на его кухне! Какая-то извращенная форма ненависти, честное слово!

И вдруг я замерла на месте. А замерла потому, что вспомнила огромное количество туалетной воды и средства для ухода за бровями, виденных в спальне Штефана. Думаете, я сошла с ума? При чем тут вся эта ерунда? Объясняю.

Вся эта ерунда означает, что относился к себе человек трепетно. Не мог мужчина, любовно холивший собственные брови, покончить жизнь самоубийством! Да еще на чужой кухне! Ну никак не мог! Что же это значит? А означает это только одно: Штефан не кончал жизнь самоубийством. Его убили и после этого перенесли на кухню.

Так сказать, небольшой сюрприз к моему пробуждению. Господи, как же я раньше до этого не додумалась?!

Меня подтолкнули в спину. Женский голос язвительно осведомился, не сплю ли я. Я пришла в себя. Оказывается, меня окружала толпа людей, двигавшихся к эскалатору. Люди за моей спиной возмущенно роптали. Все они, усталые, возвращались с работы, все были раздражены и обидчивы. Поэтому я не стала вступать в полемику.

До дома я добралась, как обычно, за полчаса. Все-таки очень удобно, что не надо пользоваться наземным транспортом. В час пик попасть в пробку так же просто, как чихнуть.

И, словно в доказательство, я немедленно чихнула. Простыла, что ли? Кстати, о простуде.

Я достала из сумки мобильник, набрала номер регистратуры. Эту процедуру я проделывала каждый день. А вы решили, что за своими хлопотами я забыла о подруге? Плохо вы меня знаете!

Дежурная ответила привычным казенным голосом. Я набрала в грудь побольше воздуха и выдала заученный текст:

– Я хотела узнать о состоянии Востряковой Катерины. Она находится в реанимации с двусторонней пневмонией.

Дежурная пошуршала бумажками, постучала по компьютерной клавиатуре. Помедлила и спросила:

– А вы ей кто?

– Сестра, – ответила я, не раздумывая ни минуты, и тут же пошла в атаку: – Ей стало хуже, да? Умоляю, ничего не скрывайте!

– Да подождите вы! – перебила меня дежурная. – Вот паникерша, слова сказать нельзя! Я хотела сообщить, что с завтрашнего дня ваша сестра переводится в обычную палату. Можете ее навещать.

Я обрадовалась. Наконец-то увижу Катьку! Я очень соскучилась по подруге. Кажется, тучи над моей головой начинают понемногу рассеиваться. Во всяком случае, мне хочется думать, что Катькино выздоровление – добрый знак. Я даже начала потихоньку напевать себе под нос. Дошла до подъезда, достала ключи…

– Маша!

Я вздрогнула от испуга и выронила связку. Обернулась на голос и увидела нашего местного бомжа. Васек – существо совершенно безобидное, и жители дома его подкармливают в меру возможностей. А еще Васек всегда прилично одет, потому что жильцы снабжают его ненужным барахлом. Васек держит свой гардероб в камере хранения Киевского вокзала и по мере надобности сдает в стирку одни вещи и переодевается в другие. Так что выглядит он благообразно, и вы можете принять его за полноценного члена общества. Если, конечно, страдаете насморком.

Васек подобрал мои ключи и протянул мне.

– Спасибо, – сказала я и спросила: – Ты голодный?

– Есть немного, – признался он. – Утром Нина Ивановна пирожками угостила, только у меня их отобрала братва с соседнего двора. Им закусить было нечем.