– То есть как? – сказал Бестужев без улыбки. – Нуэто уж, простите, наглость неописуемая… Если вы не страдаете резким выпадениемпамяти и не стали за время плавания идиотом, вы должны помнить, что совсемнедавно подписали с неким крайне СЕРЬЕЗНЫМ ВЕДОМСТВОМ Российской империи крайнесерьезный договор, по которому взяли на себя серьезные обязательства – иполучили в виде аванса крайне серьезные суммы. Среди порядочных людей подобныеобязательства принято исполнять. Вы же исчезли от своих, назовем вещи своимиименами, нанимателей… Только не говорите, что вас похитили, связав по рукам иногам, заткнули рот кляпом, сунули в мешок и увезли… Действительно, сначала васи вправду похитили. Однако потом вы нашли с вашим похитителем общий язык иначали с ним сотрудничать совершенно сознательно. А там в силу известныхобстоятельств обрели полную свободу действий – но даже не подумали к намвернуться или хотя бы уведомить о себе, наоборот, преспокойно уехали впротивоположном направлении. Вы действительно полагаете, что подобное поведениесходит с рук, когда в игре такие ведомства и такие деньги? Повторю еще раз:нужно выполнять условия договора, который вы подписали без малейшегопринуждения, и получили огромный аванс…

– Вы меня обманули, – сказал Штепанек. – Заплатилисущие гроши.

– Завидую вашей раскованности… Для вас такие деньги – это«гроши»?

– Слава богу, нашлись люди, которые знали настоящую ценумоим изобретениям и моему уму.

– Ах, вот оно как… – сказал Бестужев, ощущая, как в немподнимается глухая неприязнь. – Что ж, случается в жизни, когда появляютсяновые участники сделки и предлагают больше… Но обязательства, господинШтепанек… Вы, простите, прямо-таки обязаны их выполнять. Наша сделка былазаключена совершенно законно, ее никто не собирается прятать от общественности…на вас, повторяю, не оказывалось никакого нажима, вы согласились наопределенные суммы добровольно и, как я помню, с нескрываемой радостью. Мы былис вами предельно честны и ожидали такой же честности по отношению к нам. Мы жене детскими играми занимались, в конце-то концов, а заключили серьезнуюкоммерческую сделку. На нашей стороне будет любой суд…

– Вот и обращайтесь в любой суд, по вашему выбору, –отрезал Штепанек. – Что до меня, то я готов вернуть вам аванс в Нью-Йорке,весь, до последнего гроша. А далее можете судиться, сколько вашей душе угодно.Не собираюсь ни воспрепятствовать в этом, ни скрываться.

– Понятно, – сказал Бестужев. – Рассчитываете, чтоваш новый наниматель с помощью высокооплачиваемых адвокатов затянет процесссколь угодно долго?

– А разве это невозможно? – с полнейшим бесстрастиемспросил Штепанек. – Я же говорю: аванс вы получите назад. Можетеобращаться в любой суд, хоть в Америке, хоть в Старом Свете.

– Я вижу, вы уже получили неплохие юридические консультации…

– Какое вам до этого дело?

– Я состою на службе, как вы помните, – сказалБестужев. – И, как военный человек, выполняю приказы скрупулезно.

– Вот и доложите о нашем разговоре. Могу я попросить васвыйти вон?

– Так-так-так… – сказал Бестужев. – Вы знаете, у менянакопился изрядный опыт общения с трудными клиентами… И я достаточно знаюжизнь, чтобы понимать: когда человек, как вы сейчас, выказывает железнуюнепреклонность, его бесполезно уговаривать и упрашивать…

– Рад, что вы достаточно умны, чтобы понимать такие вещи.

Бестужев легонько вздохнул – все уговоры, он прекраснопонимал, и в самом деле оказались бы бесполезны. Как и напоминания о честностив делах. Инженера давно уже понесло, смешно напоминать сейчас о порядочности…

– Ну что же, – сказал Бестужев. – А вот достаточноли умны, вы, чтобы понимать, в сколь печальном положении очутились?

– То есть?

– В Австро-Венгрии вы, вот чудо, не совершили ровным счетомничего противозаконного, – сказал Бестужев. – Разве что принималиучастие в весьма предосудительных с моральной точки зрения развлеченияхМоренгейма и его гостей, но закон против подобного бессилен. А вот во Франции…О, во Франции вы ухитрились впутаться в крайне тяжелые уголовные прегрешения… Явас прошу, не делайте такого лица. И не придавайте себе вид оскорбленнойневинности. Могу вас заверить, я знаю о ваших парижских похождениях практическивсе. Гравашоль вас похитил, верно. Однако, присмотревшись к вам, очень быстропонял, что гораздо разумнее вас использовать не в виде пленника, а в качествевольного сообщника. Он замышлял покушение на жизнь итальянского короля во времявизита его величества в Париж. А следить за перемещениями жертвы он намеревалсяс помощью вашего аппарата, которым должны были управлять, естественно, вы,собственной персоной. Гравашоль, сказать по правде, личность незаурядная – ноон прекрасно понимал, что самостоятельно справиться с аппаратом не сможет. Апринуждать вас угрозами к обучению ему, как человеку умному, показалось слишкомрискованным. К чему угрожать, если можно купить? Вот он вас и купил, Штепанек.Нанял, если называть вещи своими именами.

– Что за вздор!

– Ну какой же это вздор? – спокойно произнесБестужев. – Это не вздор вовсе… Он присмотрелся к вам, и вы договорились.В виде оплаты он вам передал бриллианты на изрядную сумму. Поскольку у него нетсобственных алмазных копей, как и денег на законную покупку драгоценностей, онпоступил, как привык – раздобыл камни, устроив налет на известного парижскогоювелира. И бриллианты, конечно, при вас…

От него не ускользнуло непроизвольное движение рукиинженера, скользнувшей – нет, не в карман халата за оружием, к поясу. Вскочив,Бестужев одним прыжком оказался рядом, выдернул Штепанека из кресла, поднял наноги и принялся, распахнув халат, ощупывать его талию, приговаривая:

– Слово офицера, у меня нет порочных наклонностей, это чистополицейский интерес…

Штепанек пытался сопротивляться, но силенок ему определеннонедоставало. Бестужев в ходе этого импровизированного, поверхностного обыскабыстро нашарил надетый под одежду инженера неширокий пояс, набитый чем-томягким и шелестящим, похожим на ощупь на бумагу. Кроме того, там угадывалосьнечто небольшое, твердое, если учесть предыдущий разговор, как две капли водыпоходившее на мешочек с драгоценными камнями…

– Как вы смеете! – взвыл Штепанек, тщетно пытаясьвырваться.

Бестужев отпустил его, и растрепанный инженер рухнул вкресло, запахивая халат, словно стыдливая купальщица, узревшая за кустамибеззастенчивого приставалу.

– Вот так… – сказал Бестужев, усаживаясь на прежнееместо. – Вы крайне предусмотрительны, я вижу. В буквальном смысле словадержите бумаги при себе, на теле… а вместе с ними нечто, чертовски похожее наощупь на мешочек с брильянтами…

– Вы не имеете права!

– Простите, – вежливо возразил Бестужев. – Право якак раз имею. Я все же офицер российской тайной полиции, так что мое положениенесколько отличается от положения сообщника анархистов-цареубийц, замешанного вих грязных делах и принявшего в уплату краденые брильянты… Разумеется, на что яне имею права, так это на ваш арест… но мне и нет нужды самостоятельнопроизводить такие действия. Я совершенно официальным образом обращусь ккапитану, который в данный момент представляет здесь, на британской территории,все британские власти, какие только существуют. Кроме того, как я уже упоминал,здесь же присутствует детектив из британской уголовной полиции. Уж они, как выпонимаете, имеют право и арестовать вас, и посадить под замок до возвращения вЕвропу.