– Договорились, – буркнул Штепанек.

Он выглядел раздосадованным, злым, но уже не казалсясломленным – приободрился, стервец, заново ощутил пьянящий вкус свободы,остался в завидном положении высокооплачиваемого изобретателя, избавленного отпошлых житейских хлопот…

Следовало закреплять достигнутый успех, не чураясь самойбеззастенчивой лести – на что только ни приходится идти ради дела…

– И вот что еще, – сказал Бестужев с самымблагожелательным, даже дружеским выражением лица. – Вы упустили одну оченьважную сторону дела. Причину, по которой вам следует сотрудничать непременно снами. Вы гений изобретательского дела, господин Штепанек, даже я, профан, успелэто понять…

На лице инженера отразилось некое самодовольство и показнаяскромность.

– Если бы вы работали у этого самого Хейворта… или кого-тоему подобного, у вас, конечно же, было бы гораздо больше денег, нежелипредложили мы. И только… Служба же державе, особенно такой, как Российскаяимперия, несет в себе и массу других преимуществ, которые кое в чем дажепревосходят вульгарный звонкий металл. Это чины, господин Штепанек, это,возможно, дворянство, это ордена, кресты, звезды… – для пущей наглядностиБестужев очертил пальцем у себя на груди нечто непонятное, но, безусловно,приличных размеров. – Вот об этой стороне дела вы и не думали… Все этизаокеанские миллионеры рассматривали бы вас как одного из множества наемныхслужащих… зато в России бы будете, кем надлежит – великим ученым на службе его величества.Есть еще и Академия… Вы ведь родились в… небольшом городишке в западнойСловакии?

– В жуткой дыре, так будет правильнее, – сказалШтепанек, поджимая губы.

– И вам, конечно же, хотелось бы когда-нибудь вновь тампоказаться во всем блеске успехов? – продолжал Бестужев. – Несмущайтесь, все мы люди, и ничего человеческое нам не чуждо. Вы не знаете, какбывает с только что произведенными в первый чин офицерами? Надев новенькие,блистающие золотые погоны, они непременно отправляются делать визиты всем знакомым,от близких до случайных, чтобы покрасоваться. Так бывает со всеми, я знаю посебе. Теперь представьте свое триумфальное возвращение на родину… либо в Вену,где вас не поняли и отторгли эти ученые чинуши. Одно дело – приехать простоочень богатым. И совсем другое – признанным в великой империи ученым,удостоенным орденов, быть может, и большего…

Штепанек даже глаза полузакрыл – подобные радужныеперспективы ему, безусловно, были как маслом по сердцу. «Почему мне это непришло в голову раньше? – с досадой подумал Бестужев. Он вот-вотзамурлычет, как кот, которому чешут за ухом. Строго говоря, никакого отличия отмногих вовсе уж бездарных, никак не талантливых субъектов, с коими приходилосьработать, – достаточно поманить побрякушками и чинами…»

– Это все отнюдь не голословно, – сказал он. – Выведь не могли не слышать, как взлетали иные ученые мужи на русской службе…

– Приходилось… Послушайте! – у инженера был видчеловека, настигнутого нежданным озарением. – А собственно, зачемнепременно вступать с… ней в конфронтацию? Устраивать сцены?

– Что вы имеете в виду? – спросил Бестужев.

– К чему лишние скандалы? Я мог бы ей попросту солгать,сказать, что мы с вами не достигли согласия. Вы напоминали мне о прежнемдоговоре, но я остался тверд. Луиза… она ведь ничего не знает о некоторых…обстоятельствах.

«Ах, вот ты из каких, – подумал Бестужев, –стараешься избегать решительных объяснений, поставленных ребром вопросов,предпочитаешь закулисные интриги и обман. Дипломат, право… Но в том-то и суть,что так, пожалуй, получится даже выгоднее в некоторых отношениях…»

– В этом что-то есть, – сказал он, подумав. – Воттолько… Вы сможете при этом выглядеть достаточно убедительным?

– Думаю, да, – усмехнулся Штепанек.

Походило на то, что к нему полностью вернулось душевноеспокойствие, и он вновь стал не лишенным надменности и спеси техническимгением, превосходно знающим себе цену. Бестужев, наблюдавший этого сукина котав самых разных ипостасях, ничуть этому не удивился: и черт с ним, пусть задираетнос, лишь бы и впрямь оказался достаточно убедительным…

– Вы уж постарайтесь, – серьезно сказалБестужев. – Да, вот еще что… Здесь, на корабле, обретаются, можно сказать,конкуренты – парочка американских прохвостов, которые намерены сделать вам аналогичноепредложение. Они вас пока что не обнаружили, но если, паче чаяния, появятся –вы, я надеюсь, и тут сможете остаться на высоте?

– Ну разумеется, – сказал Штепанек.

Он небрежно, даже гадливо собрал в стопочку исписанныелисты, содержавшие немало для него неприятного, многозначительно уставился наБестужева. Тот проворно взял у него бумаги:

– Ах да, я и забыл… Ну что же, всего наилучшего, – и,уставясь в глаза инженеру решительным взглядом, сказал без улыбки: – Вы уж неподведите, я вас умоляю… Чтобы нам не возвращаться к неприятным сторонам жизни…

– Не беспокойтесь, – надменно поднял подбородокинженер.

Бестужев поклонился и вышел. Он не сомневался, что выиграл,но на душе было горько, совсем по другим причинам. Ну почему он решил, чтогений, талант, творческий человек обязан в дополнение к своему дару Божьемуслужить еще и олицетворением всех мировых добродетелей, высокой морали,благородства и чести? Как будто мало было бесчисленных примеров из стариннойистории, да и дней сегодняшних? Что за юношеский идеализм, право…

Он вошел в соседнюю каюту. Происходившее там носило всечерты благолепия – именно оттого, что ничего там, собственно говоря, непроисходило. Мрачный верзила, телохранитель Штепанека, сидел смирнехоньконапротив инспектора, а за спиной у него располагался дюжий матрос, явногордившийся своей ролью бдительного часового.

– Можете идти, – кивнул ему Бестужев. – Пойдемте имы, инспектор, все благополучно разрешилось…

– А как быть с этим? – инспектор продемонстрировалвнушительный пистолет кольтовской системы.

Бестужев, не колеблясь, забрал у него пистолет и протянулвладельцу. Наклонившись к нему, сказал значительно и властно:

– Вы, кажется, успешно охраняли вашего подопечного? Можетепродолжать с тем же усердием.

Тот уставился на него сердито, непонимающе, но пистолет тутже сграбастал и сунул под пиджак, где у него на хитроумных ремешках виселонечто вроде открытой кобуры.

Притворившись, будто не замечает вопросительного взглядаангличанина, он направился к следующей каюте. В голове отчего-то всплыл детскийстишок: «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои…» Мимолетно усмехнувшись,Бестужев распахнул дверь.

С первого взгляда стало ясно, что здесь событияразворачивались гораздо менее мирно: Луиза, сидя в кресле, метала пламенныевзгляды так, словно всерьез полагалась испепелить ими всех и вся. Ее покойноеположение в кресле было вызвано наверняка не ее собственными побуждениями, аисключительно тем, что матрос крепко держал ее за локти без особого почтения кпрекрасному полу и роскоши первого класса. Офицер, стоявший поодаль, все ещезажимал щеку носовым платком – и, когда он его на миг отнял, Бестужев увидел нащеке длинные кровоточащие царапины. Судя по всему, мисс Луиза сдалась толькопосле упорного сопротивления…