Принц не мог сбежать по морю, потому что еще ни одно судно не покинуло порт. В окрестных лесах и селах не прятался – по крайней мере, если верить помощникам мирового судьи, которые опросили всех в округе. Бухту он тоже не переплывал: его лодку нашли между скал. Тибо так и этак прокручивал в голове загадку. Покинуть дворец незамеченным не было ни малейшего шанса. Если только…

Если только не пройти под землей.

Гипотеза правдоподобная. Это объяснило бы заодно, как письмо бывшего советника Морвана добралось зимой до Бруно, несмотря на занесенные дороги. Тибо велел осмотреть входы во все известные туннели. Ему доложили, что все они заросли паутиной. Значит, последнее время никто ими не пользовался. Оставалось только Северное крыло, чьи подземные ходы не нанесены на карты, и Тибо не знал о них ничего, если не считать того туннеля, который Брюно открыл во время своих злоключений. Вероятно, есть и другие. Нужно было как можно скорее их обнаружить. Кому доверить такую задачу? Кто обладает сразу и смелостью, и чутьем, и умением молчать? На ум ему приходило только одно имя: Блез де Френель.

Тибо как раз собрался послать за ним, но тут в кабинете возник Манфред с вазой жареного миндаля – так он позволял себе войти к королю без вызова. На этот раз камергер принес список прошений, «обойденных вниманием».

– «Обойденных вниманием»? И чьим же, Манфред, скажите на милость?

– Мне неловко говорить, ваше величество.

– Что ж, оставим вопрос без ответа. И о чем же просят в этих ваших прошениях?

– Подходящее время, сир, добавить ваши с королевой портреты в дворцовую галерею.

– Позже, Манфред. Дворец без наших портретов не рухнет. Подождем, пока к нам вернется здоровый цвет лица.

– Хорошо, сир.

– Что-то еще?

– Подходящее время отчеканить монеты с вашим изображением.

– Знаю, Манфред. Мои советницы давно хотят, чтобы мой профиль из кармана в карман перекладывали. Но у нас нет средств, чтобы выпустить новые монеты, если не отзывать старые, да и к тому же я совсем не стыжусь профиля моего отца. Пусть он остается на монетах сколько потребуется.

– Очень хорошо, сир.

– Что еще?

– Еще, сир, многие дамы жалуются, что у них теряются украшения.

– Сочувствую.

– Однако число жалоб превысило разумные пределы, сир. Я взял на себя смелость обыскать комнаты прислуги.

– Нашли побрякушки?

– Нет, сир. И посчитал, что вы должны об этом узнать.

– Я узнал. Что-то еще?

– Да, сир. Господин фон Вольфсвинкель, наш великий зодчий, хотел бы обсудить ваш вклад в архитектурное наследие.

– Новые водосточные трубы?

– Водосточные трубы, башня, беседка, купол. Крестильня. Все, что вам по душе, ваше величество.

Согласно традиции, каждый монарх должен был оставить свой след – любой, по его усмотрению. Тибо откинул седую прядь, вечно спадавшую на лоб, и лицо его вдруг просветлело.

– Вас посетила мысль, ваше величество, – заметил Манфред с тревогой.

– О да. Она и прошение фон Вольфсвинкеля удовлетворит, и все прочие отодвинет.

– Что же это будет, сир?

– Башня Дордонь. Восстановим ее наконец по первоначальному проекту.

– О… Да, сир. Прекрасно, сир.

Манфред был разочарован. Он ожидал, что у короля родится какой-нибудь блистательный, необыкновенный, экзотический проект, под стать его заморской королеве. Башня Дордонь! Груда развалин в самой глуши, где король, возможно, и вправду мечтает поселиться вдали от суеты собственного правления.

– Так, с этим покончили, а теперь, Манфред, не могли бы вы найти мне Блеза де Френеля?

Манфред поклонился и через полчаса в дверях появился Блез в самом веселом расположении духа.

– Вы, как я вижу, прекрасно себя чувствуете, – заметил Тибо.

– И душой и телом, ваше величество, – ответил наставник, поглаживая живот, который загадочным образом уцелел, несмотря на голод.

– А вы, сир?

– В целом неплохо, спасибо.

– Сказать откровенно, сир, вид у вас утомленный.

Блез тут же пожалел о своей откровенности, и уши у него зарделись. Но, к его удивлению, Тибо ухватился за повод выговориться:

– Честно говоря, Френель… Вы столько работали с душевными недугами… Вы правы. Я устал. Изможден. Даже разбит.

– С синонимами у вас все прекрасно, сир.

– Вы издеваетесь?

– Отнюдь, сир. Вовсе нет. Я только отмечаю, что у вас хорошая речь, а когда речь в порядке, значит, и голова работает. Простите за нескромность, сир: спите вы хорошо?

– Так себе.

– Бессонницы, сир? Кошмары? Внезапный голод по ночам?

– Кошмары.

– А когда бодрствуете, ваше величество, сознание ясное?

– Как правило, да.

– По моему опыту, сир, случается, что люди внешне живут нормальной жизнью, но в глубине у них сидит смятение.

– В глубине?

– Например, его видно по снам, сир. – Блез произнес едва слышно: – Могу я спросить, что вам снится, сир?

– Понятия не имею.

Блез склонил голову набок. Как много снов, в которых не признаться! Но Тибо поспешил его разуверить:

– Клянусь вам, Френель. Ни малейшего понятия. Последний сон, который я помню, был еще до нашей поездки по провинциям. Если вдруг вам интересно… Мне снилось, я нашел утраченный меч нашего первого короля Пьера и с его помощью проник в лес. Сами видите, ничего путного. А теперь, когда я и вправду побывал в лесу, сны от меня ускользают.

Блез погладил живот, размышляя. Парадокс виделся ему исполненным значения. Но он оставил свои мысли при себе, поскольку считал: судить о смысле снов – дело сновидца.

– Признаюсь, я стараюсь лечь как можно позже, – продолжил Тибо, – и просыпаюсь всегда в растерянности. В замешательстве. Смятении. Что, снова похвалите меня за синонимы?

– Нет-нет. Могу лишь сказать, ваше величество, что скрытая жизнь нашего сознания мучает нас до тех пор, пока не выведешь ее на свет.

Еще Блез подумал, что точно так же гнетет королевство и тайна Гиблого леса, которую все стараются забыть. Не это ли общий кошмар их народа, который народ усердно пытается отогнать? И не поможет ли ему то же средство, какое он собирается предложить королю?

– Если удастся вывести ваши сны на поверхность сознания, сир, они, вероятно, оставят вас… Но поскольку вы ничего не можете вспомнить, следует ждать. Пока сознание защищает вас, ваше величество. Возможно, кошмар слишком страшен, чтобы его вынести.

– А что случилось бы, если бы я смог его вспомнить?