– Вы там уснули, что ли? – крикнул ждавший очереди матрос.

– В общем, если коротко, – подытожил Брюно, – Бушприт взялся отправить принцу бутылку с рисовым отваром. Ты представь, старик, рисовый отвар! С прорвой сахара. Так что, как видишь, зря я к ним плыл.

– Не зря все-таки, раз их спас.

– Да ну… главное, как говорят, намерение. А я хорошую вещь по ошибке сделал. Разве это заслуга? – изрек Брюно, натирая подмышки.

– Лично я бы сказал, что да. А еще скажу: будь бдителен. Ты единственный, кто побывал на борту и из кого еще не вышла зараза. Может, ты ее носитель.

– Посадишь меня на карантин?

– Нет, не думаю. Тебе я доверяю. Главное, в реку не справляй нужду, и хватит с тебя.

– Ты за кого меня принимаешь?

– За медведя, Морван.

Брюно разразился жутким горловым хохотом. Все еще смеясь, он влез в слишком тесный халат и вышел из-за розовой ширмы. И тут толпа грянула оглушительными овациями. Он был героем дня – пускай и поневоле. Слушая восторженные крики, медвежий поводырь впервые в жизни почувствовал свою принадлежность к роду человеческому, и это было для него немалым потрясением.

Последним мылся капитан. Он подошел к Лукасу, голый, как червяк, но с таинственным свертком, который держал на почтительном расстоянии.

– Я же говорил ничего с собой не брать, капитан.

– Когда вы узнаете, что это…

– Да что угодно, вас же предупредили. Ничто в этом мире не заставит меня передумать.

– Поспорим? – подзуживал капитан, осторожно положив свою ношу, прежде чем взять мыло.

– Да ну вас.

– Если я выиграю, буду называть вас доктором сколько захочу. А если нет, оставлю в покое. Ну, идет?

– Хм-м.

– Это стеклянные часы из Бержерака.

Лукас поднял брови. Стеклянные часы… Это не просто предмет. Это философское размышление о природе времени и человеческом гении. Жемчужина Востока, которую некогда выменяли за целую конюшню. Часы уже пережили землетрясение… и уж точно не сгинут из-за эпидемии.

– Ага, доктор! – торжествовал капитан, кончая себя надраивать. – Король Фенелон передает их на хранение в нашу сокровищницу, пока сам он воюет на два фронта. В мирное время он их заберет. Обещайте, что не станете тереть их мылом.

– Хорошо. Я отправлю их в карантин.

– Спасибо, доктор.

Через минуту капитан уже собственными руками поджигал шлюпку. На пляже разгорелся небольшой костер, и желанный, и печальный. Когда от него остались лишь угли, посреди бухты вспыхнул другой, куда более впечатляющий: специально посланный отряд поджег корабль. Пламя охватило грот-мачту, побежало по гикам и поглотило карантинный флаг. Снасти шевелились, как пауки, паруса превратились в плотные облака дыма, всполохи играли на воде. Стрела тоже сгорела, а наконечник опустился на илистое дно.

Капитан стоял рядом с женой, держал на руках дочь и не моргая глядел, как пылает костром судно, на котором он провел большую часть жизни. Огонь блестел в его светлых глазах, подсвечивал свежие морщины. Никогда не забыть ему сброшенные за борт и сожженные на палубе тела, как и страх одного за другим потерять всех, кто доверил ему свои жизни.

Гийом и Элизабет, разделенные толпой, не видели в пламени судно, они видели три горящие книги, привезенные из Бержерака, и это видение их волшебным образом объединяло. Что до Тибо, то он ждал, когда Лукас наконец составит стопкой ведра, сложит ширмы, сгребет угли и встанет на пристани лицом к бухте, уперев руки в бока, как часто стоял в последние дни. Конечно, портовые станут угощать его наперебой, но этого мало. Тибо понимал, что врачи продолжат давить его как клопа, и потому решился сделать то, что монарху делать запрещено.

На пустом причале, перед пятью сотнями очевидцев, на фоне пылающего корабля, он пожал ему руку.

Настал вечер, но от земли еще поднимались волны горячего воздуха и ароматы свежескошенной травы. Тибо ждал в садике перед покоями Эмы и как мог старался проявлять выдержку. Ждать он не любил. И если из-за встречи экипажа и допросов день выдался долгий, то акушерский осмотр королевы, казалось ему, длился целую вечность. Чтобы занять время, он прокручивал в голове самые важные из вскрывшихся фактов. Проказа, конечно, вышел сухим из воды, однако его первоначальные намерения никак не узнать: не заболей он после того, как получил письмо от принца, какую бы бутылку он послал? Опасную или безвредную? Передавая гнусное поручение Бушприту, он рыдал, но почему? Чего он боялся – заточения в церкви или эпидемии на острове? И наказание за какую провинность так его пугало? Что за преступление совершил он, о котором известно Жакару? Говорить об этом он отказался наотрез.

Так или иначе, но Тибо понимал, что с Проказой нужно что-то делать. Например, оправдать. Раз Жакар хотел завлечь его в свой лагерь, нужно помешать его завербовать. Но как? Предложить Проказе что-то получше. Хорошую работу с честным жалованьем, прямо здесь, во дворце, чтобы за ним приглядывать. Конюх? Марсовой из него все равно никудышный… Да, конюх. Руки-ноги у него крепкие, а большего и не надо. С Проказой решено.

Что до Бушприта, он показал присутствие духа. А вот Брюно напротив… Печально вышло с его предательством. Он заделался соглядатаем – да, никудышным, но тем не менее. Тибо решил, что отправит его назад к медведю. В конце концов, он и нанимал его только на мертвый сезон, который как раз кончился.

Но главной проблемой по-прежнему оставался Жакар. Как его найти? Какая-то мысль зашевелилась было у Тибо в мозгу, но тут Ирма Сильная вышла наконец из спальни Эмы в сопровождении Лукаса, который нес ее чемоданчик.

– Сердце у ребенка что надо, сир, крепкое, прямо в родителей! – Акушерка сразу направилась к Тибо. – Так ведь, Лукас? Самое позднее к середине июня вы возьмете свое сокровище на руки, а я уж помогу ему явиться на свет. Венец моей карьеры, честное слово, безо всяких каламбуров.

И она оскалилась беззубой пиратской улыбкой, будто именно ей королевство обязано наследником.

– Еще почти три месяца ждать… Целая вечность! – пожаловался Тибо.

– Ну уж преждевременных родов я никому не пожелаю, сир, хотя, если ребенок пойдет в отца, то появится чуть-чуть раньше.

– Единственный раз, когда Тибо не опоздал, – заметила Эма, проходя мимо них в сад. – Ирма, я вам срежу идеальную розу. Я, когда ее увидела, сразу подумала о вас.

– Ох, госпожа, перестаньте мне льстить! Я – и вдруг роза? Что-то не верится.

– Я настаиваю, – сказала Эма.

– Ну ладно, госпожа, пусть будет роза, но потом Лукас сразу проводит меня в мою комнату, ноги уже не держат. Готов, мой мальчик?

– Постойте, – вмешался Тибо, – мне он нужен на пару слов.

– А подождать нельзя, сир?