— Когда не нападаете ни на кого?

— Братьям нравится быть при деле. — она пряла шерсть, и руки привычно двигались. — Отец моего мужа, Фастульф, отыскал эту долину. Тогда здесь жил саксонский лорд, но он умер. — она усмехнулась. — а у Фастульфа три сына. Три сына — значит три фермы. Мы называем это место долиной братьев.

Я пристально смотрел на угли, пылающие под поленьями в очаге, искал знак в мерцающем пламени.

— У меня был брат. — коротко сказал я. — но он умер.

Она не ответила.

— И дочь у меня тоже была. — продолжал я. — она умерла.

Она опустила веретено и бросила на меня выразительный взгляд.

— Ты лорд. — сказала она, и это звучало как обвинение. — Утред Беббанбургский!

— Да. — согласился я. Скрывать, кто мы, мне уже незачем. Мы пробыли в этом имении целый день, и, видимо, мои люди рассказали слугам Вибург, кто мы такие.

— Я слышала о тебе. — сказала она и кивнула на цепь, которую я носил вокруг шеи. — Ты носишь золото.

— Это так.

— Ты носишь золото. — продолжила она. — и не обращаешь на это внимание! Целая семья могла бы жить десять лет на тот металл, что висит на твоей шее.

— И что?

— То, что боги обращают внимание на тебя! Чем больше ты стараешься стать как они, тем сильнее им хочется прихлопнуть тебя! — Она вытерла шерстный жир с пальцев о платье. — Когда волки нападают на стадо овец, которая из собак гибнет первой?

— Самая смелая. — ответил я.

— Да, самая смелая. — она подбросила полено в огонь. Мы вдвоем сидели по одну сторону очага, чуть в стороне от остальных. Она смотрела, как опускаются в пепел брызги разлетевшихся искр.

— У меня тоже было трое детей, сыновья. — задумчиво сказала она. — двое умерли от лихорадки. Но старший? Его зовут Иммар, и он славный парень. Уже шестнадцать, и воюет вместе с отцом. — Она подняла на меня глаза. — Когда умерла твоя дочь?

— Несколько дней назад.

— Болела?

— Скёлль Гриммарсон убил ее.

Она сделала знак, чтобы отогнать зло.

— Да, он зверь!

— Ты его знаешь? — спросил я с возрастающим интересом.

Она покачала головой.

— Мы о нем только слышали. Но я и вполовину не верю слухам. — она опять подняла брошенное веретено.

— Что ты слышала?

— Человек он жестокий. — сказала она, не поднимая на меня глаз. — Ему нравится, когда люди страдают, Я надеюсь. — ее голос затих.

— Судя по тому, что я слышал. — ответил я. — моя дочь умерла быстро, В бою.

— Благодари за это богов. — пылко сказала она. — У нас здесь бывали беглые рабы из-за холмов, они рассказывали всякое. Он охотится на людей для забавы, спускает на них собак. Говорят, двух своих жен он ослепил за взгляд, брошенный на молодого воина, а самого несчастного кастрировали, зашили в овечью шкуру и бросили охотничьим псам, А его колдун! — она сделала двумя пальцами знак защиты от злого духа. — Но, как я уже сказала, я только вполовину верю тому, что слышу.

— Я убью его. — сказал я.

— Быть может этого хотят боги.

— Быть может.

Той ночью я спал, Я этого не ожидал, но боги оказали мне эту ничтожную милость, Я сказал Финану, что буду проверять часовых, которых мы поставили у забора, но он настаивал, чтобы я поспал.

— Я сам прослежу, чтобы они не заснули. — сказал он и ушел, Я видел сны, но ни один из них не открыл мне воли богов, Я остался один. Они наблюдали за мной, они ждали, хотели увидеть, чем закончится их игра.

Я поклялся, что закончится смертью Скёлля, Или моей.

Этой ночью дождь прекратился, на рассвете показалось ясное бледное небо. Легкий ветерок стал теплее, обещая весну, Я проснулся с воспоминанием о смерти Стиорры и с абсурдной надеждой, что она может быть жива, Я чувствовал, что боги меня оставили, и внезапно мне захотелось сорвать с шеи свой молот и швырнуть в огонь очага, но осторожность остановила меня, Я нуждался в помощи богов, а не во вражде, и поэтому сжал амулет в ладони.

— Разумно было бы, господин. — Финан вошел и присел перед разгорающимся очагом. — взять хотя бы день отдыха. Лошадям это нужно. Нам бы самим обсохнуть. День начался неплохо.

Я кивнул.

— Но я хочу выслать разведчиков.

— На восток? — догадался он.

Я кивнул.

— Убедиться, что Скёлль больше нас не преследует, А потом опять пойдем на восток, домой.

Слово «дом» горчило, как пепел во рту, Я вспомнил, как радовалась Стиорра, впервые увидав Беббанбург, вспоминал, как она гнала лошадь по песчаному берегу, блеск глаз и ее громкий смех.

— Мы вернемся к дороге? — спросил меня Финан.

— Возможно, это самый быстрый путь.

— Сигтрюгр теперь, должно быть, уже знает новости. — сказал Финан. — Он, может быть, уже в пути.

— Возможно, на той же дороге, которой пойдем и мы. — согласился я и вздохнул. — Если он идет.

— А почему нет?

— Может, ему угрожают мерсийцы?

Я ненавидел неопределенность, Я не знал, где мы, я не знал, что случилось в Мерсии, в Кумбраланде или в Эофервике, Я даже не знал, что произошло в Беббанбурге, Должно быть, к этому времени до моего сына уже дошел слух о судьбе сестры, возможно, он повел воинов отомстить за нее?

— Ты не думал об Этельстане? — спросил Финан.

— О чем?

— Мы, возможно, ближе к нему, чем к Сигтрюгру, и Этельстан твой должник.

Я поморщился.

— Я люблю его, однако он становится все больше похож на своего деда, опьяненного богом. Этот мелкий самодовольный ублюдок хотел, чтобы я принес ему клятву.

— Все же, он обязан тебе. — настаивал Финан. — и норвежцы угрожают ему точно так же, как и Сигтрюгру.

Я думал об этом, но думать было непросто, Я постоянно видел Стиорру, которую тащат из стены щитов, слышал ее крик, когда опускался меч, и по улице разливалась ее кровь, Я молился, чтобы она умерла быстро, Я пытался вызвать в памяти ее образ, но не мог, как не мог увидеть и ее покойную мать, Гизелу.

— Господин. — встревоженно произнес Финан.

— Слушаю.

— Скёлль ведь угрожает и Мерсии. — Финан стоял на своем. — Если он потерпел неудачу с Эофервиком, Честер может стать неплохим утешением.

— Если мы пригласим Этельстана в Нортумбрию. — сказал я. — это признание нашей слабости, значит, мы не можем контролировать свое королевство, Кроме того, он в первую очередь должен помочь отцу разбить мерсийских мятежников. Может, он и покончил с Цинлэфом, но остаются другие.

— Возможно, мятежники уже разбиты?