На глазах матери Радана заблестели слезы. Едва сдерживая их, она встала из-за стола и не попрощавшись покинула столовую, оставив нас с Раданом одних. Отрешенно ковыряя вилкой в тарелке мясо, я прошептала себе под нос:

– Одно радует. Дант теперь точно не женится на мне.

– Ты не обращенная, все остальное ничего не значит, – бросил в ответ на это Радан. – У моей матери древние взгляды на все, что касается ведьм.

– Нет, – отодвинув от себя тарелку проговорила я, – она права. Теперь только темный ковен. Спасибо вам за то, что решили таким нетривиальным образом мою проблему с ненавистной свадьбой.

– Может ей лучше сказать, что ее дочери больше нет в живых? – спросила я у Радана, глядя в окно экипажа, который вез нас куда-то утром следующего дня.

– Нет, – уверенно бросил он в ответ. – Пусть лучше надеется.

– А вы точно в этом уверены? Что Идрис более нет, – я знала о таком чутье некоторых линий крови вервольфов, но достаточно скептически относилась к этому, предпочитая доверять собственным глазам.

– Уверен, – сдержанно ответил Радан.

– Ясно, – понимая, что для него эта тема слишком болезненная, я решила перевести разговор в другое русло. – Куда вы везете меня?

– На прогулку, – ответил Радан.

– На прогулку? – удивленно окинула я его взглядом. – Почему вы и правда не относитесь ко мне как к пленнице? Где темница, пытки, таскание за волосы, вырывание ногтей и избиение плетью для того, чтобы я уже сама вас умоляла создать вам новую скрипку-убийцу?

На губах Радана заиграла тень улыбки.

– Какая ты кровожадная, ведьма, – проговорил он в ответ.

– Я серьезно, – не унималась я.

– Я никогда не применяю метод кнута, если до этого не испробовал метод пряника, – многозначительно повел он бровью.

– И когда перейдете к методу кнута?

– Надеюсь, это не понадобится. Что ты на самом деле хочешь спросить, Амаль? – в его глазах заиграли серебристые искорки и по моему телу пробежали мурашки.

– Просто мой отец столько всего сделал вам. Ваши друзья погибли там, на землях моего ковена. И сестра родная тоже. Причем я сыграла не последнюю роль в ее гибели. А вы ведете себя так, словно я правда ваша гостья какая-то.

– А ты бы хотела видеть сейчас перед собой зверя, который проделал бы с тобой нечто, после чего ты жить не захотела бы?

– Но ваш король сказал…

– Здесь нет короля, – ответил Радан. – Пока ты под моей опекой. А в остальном…Будь ты злобной ведьмой, пытающейся испепелить меня огнем, например, я бы может и правда миновал стадию просьб в отношении тебя. Но ты всего лишь девчонка, безобидное существо-целитель, которое максимум что может, так это украдкой нарвать в лесу волчьего аконита, чтобы попытаться отравить меня, даже не зная того нюанса, что я чую эту дрянь за версту. Гибель всех, кого ты перечислила…это дела твоего отца, а не твои личные. Мы, вервольфы, не губим всех бездумно, как об этом вам рассказывают в ковене. Поэтому за столько лет прошлого противостояния нашего клана и вашего ковена у вас в основном погибли мужчины, и война не затронула жизни мирных женщин и детей.

В этот момент экипаж остановился у ограды, которая охватывала огромную территорию, на которой был расположен внушительных размеров особняк из посеревшего от времени камня.

– Что это за место? – настороженно спросила я, выходя наружу.

– Инсарион, – ответил вервольф. – Лечебница для тех, кто пострадал в войне с фэйри. В одном крыле. В другом – приют для оставшихся без родителей малышей и женщин, которых мы смогли вывезти с тех территорий, к которым уже слишком близко подобрались фэйри.

– Я знаю, что вы хотите сделать, – резко повернувшись к Радану, проговорила я. – Разжалобить. Сейчас насмотрюсь ужасов войны и глядишь решу отдать вам эту дрянь. Но это будет неправильно! Да даже не в этом дело! Вы сами знаете, что тот, кто заручается поддержкой темных сил – всегда платит слишком большую цену за это. Кто будет платить в этом случае? Это одно. Второе. Я понимаю, что фэйри для вас зло сейчас, но это тоже будут загубленные жизни, сотни или даже тысячи! И не только военных жизни, а всех, кого начнет сметать ваш смерть несущий эскадрон. Вы сами были под действием этой силы, скажите, упади в тот момент ворота, сдерживающие вас, думали бы вы в тот момент, кого истребляете? Женщин, детей… А теперь, как сказала элементаль, это уже будет иная Мортэм, более могучая. Что она сможет натворить, не думаете об этом? А я вот думаю.

– Все правильно говоришь, Амаль, – его серые глаза вспыхнули недовольным огоньком, и я поняла, что его сдержанное поведение по отношению ко мне объясняется лишь правда желанием получить то, что ему нужно, не прибегая к жестокости. – Но ты руководствуешься этим вашим чертовым кодексом светлой магии, который гласит, что темному проявлению силы нет места в этом мире, хотя твой ковен уже давно преступил ту черту, за которой назвать-то вас светлыми и язык не поворачивается. Мой народ гибнет, Амаль, впервые за столько веков мы не можем совладать с тем, что происходит. День за днем мы теряем наших солдат сотнями, я не говорю уже о мирных жителях. И мне правда все равно, что будет потом с фэйри, когда наши военные сметут их проклятую армию. Не они, значит мы костьми поляжем!

– Может сейчас это прозвучит кощунственно в данной ситуации, – тихо проговорила я, опустив глаза. – Но фэйри для меня не враги. У меня очень много друзей детства среди них, которые приезжали в наш ковен обучаться целительству. У тетки осенью всегда гостила одна пожилая фэйри, милая такая старушка, которая сказки читала, держа меня на руках в уютном кресле у камина. И теперь я должна отдать вам то, что, возможно, станет причиной их гибели? Я вас очень прекрасно понимаю, – я легонько дотронулась до плеча Радана, почувствовав, как его мышцы от моего касания враз напряглись. – Но не толкайте меня делать то, что будет мучить меня до конца моих дней.

В какой-то момент, едва только я замолчала, Радан кивнул, словно делая какой-то вывод. Затем сделал шаг и у меня вновь перехватило дух от его близости ко мне. Сердце неистово заколотилось, давая понять, что мне нужно большее расстояние, чтобы держать себя в руках подле вервольфа. Подняв руку, я машинально легонько оттолкнула его, но потом отдернула ее назад, стыдясь того, что с лихвой выдало то, как он на меня действует. Радан не отошел. Стоя так близко, что я отчетливо ощутила запах его парфюма или чего-то до умопомрачения приятного, он молча смотрел на меня. Секунда, две, три и я начала таять так же, как и тогда в ледяной воде реки, когда поняла, что он более для меня не недруг.

– Вервольфы для тебя чужаки, – наконец произнес он. – Я понимаю. Спасать нужно только близких. Хорошая девочка так и должна думать. Мать гордилась бы тобой. Пойдем, – он подал мне руку, и я дрожащими пальцами взялась за нее.

Не говоря более ни слова, он повел меня к особняку. Ступая на негнущихся от волнения ногах по темной брусчатке, я твердила себе и твердила, что что бы я не увидела за дверьми этого огромного здания, кое-где укутанного плющом, я не пойду на поводу этого мужчины. Едва только огромные скрипучие двери с орнаментом в виде волков отворились, в нос мне ударил запах отваров трав, крови и гниющей плоти, а уши наполнились стонами тех, кто пытался выжить в этих стенах.