– А она знает? – натянуто прошептала я.

– Она пыталась выкупить моего друга тогда, когда пришла весть о том, где якобы он, не зная, что на самом деле это был я. Ради Идрис. Но посланник привез отказ от твоего отца. После этого посыпалась череда бед и имя Амаль Алистер, более чем уверен, ввергнет ее опять в то болезненное состояние, в котором она провела столь долгое время.

– Хорошо, – только и смогла ответить я, ощущая гадкое чувство вины.

Когда мы вошли в столовую, не менее шикарную, чем остальная часть особняка, за длинным столом уже сидела пожилая женщина в чепце и темно-бордовом платье. Едва только она нас увидела, как вилка и нож застыли в ее руках. Прищурив свои глаза водянистого цвета, она прокряхтела:

– Пленница говоришь? Пленниц так не наряжают и за стол с собой не сажают, Радан. Будь она пленницей, ты б ее швырнул в наше подземелье, где она бы поливала всех и вся бранью, которая была бы слышна на всей территории нашего дома. Именно так сделал в свое время твой дед, когда привез Эфириаль. Правда, Эфириаль была бестией еще той, а эта…, – она окинула меня взглядом с едва уловимой улыбкой на губах. – Эта помрет там. Тростинка. Садись, – кивнула она на место напротив себя, – да не зыркай на волчицу старую так настороженно. Не съем тебя.

Я едва смогла выдавить из себя улыбку. Когда села напротив женщины за стол, она пристально окинула меня взглядом и проговорила:

– Амаль, так кажется тебя зовут?

Я кивнула.

– Спасибо тебе, Амаль, за то, что сына моего излечила. Дважды причем. Без тебя я бы и его лишилась. Весь в отца своего, – она окинула Радана недовольным взглядом. – Что тот, что этот. Была ведь возможность выбрать место при дворе поспокойнее. Так нет. В самое пекло рвались вечно. А оно, это пекло, не слишком-то жалует тех, кто играть с огнем-то любит. Старика-то уже нет более. От рук фэйри погиб. Этого тоже едва со свету ведьмы не изжили. Не берегут шкуры свои, девонька, а мы потом оплакиваем их потерю.

– Мама, это война. Кто, как не мы, вытащит из ямы наш клан? – сдержанно проговорил Радан.

– Ой, помолчи, – махнула она на него рукой. – Не все так думают, как ты. Вон сын канцлера при короле хранителем печати служит и не больно-то помышляет на поле боя мчаться. А место-то это твое должно было быть. Сам король желал, чтобы ты подле него был как верный соратник. А ты, вон, кровищи тебе захотелось! Ну что? Хлебнул? Не опротивела за столько лет? Аль вернешься опять туда, где смерть балом правит и оставишь мать старую одну?

– Мама…

– Что мама? – гаркнула женщина. – Идрис неведомо где, может тоже уже в земле, – хриплый голос с лихвой выдавал то, насколько ей тяжело говорить о дочери, – ты тоже по краю лезвия все ходишь, отец на поле брани погиб. Когда закончатся мои потери? Ты хоть о том подумал бы уже, кому имя свое передашь. А то так отдадут наследие такое черт его знает кому и дело с концом! Последний ведь из линии крови фон Дэнфордов. Кто продолжит ее, коль тебя не станет?

– Всему свое время, – мягко ответил Радан.

– Время, – недовольно прокряхтела женщина, натянув на плечи посильнее пушистую шаль. – Ты время не замечаешь, поскольку молод еще. А вот я так и вижу, как оно утекает сквозь пальцы, – она протянула свою сухую ладонь и потрясла нею над столом.

Наблюдая за матерью Радана, я не могла понять, сколько же ей лет. Седые волосы, хриплый голос, морщинистая кожа и усталый взгляд, но было такое ощущение, что лет ей не так много. Горе, вот что было причиной столь раннего старения, другого объяснения не было. В этот момент женщина переключила свое внимание на меня, махнув раздраженно рукой на сына.

– А ты, Амаль, что думаешь по поводу того, что я сказала?

– Я? – я едва не уронила вилку, услышав этот вопрос, и помолчав ответила, – каждый сам должен решать свою судьбу в том, что касается такого серьезного вопроса, как брак. Рождение детей не должно быть продиктовано необходимостью продлить наследие. Если у вашего сына до сих пор не возникло желания дать какой-либо женщине свое имя, значит на то не пришло время. Вам нужно принять его решение.

Женщина посмотрела на меня так, словно я ее враг номер один. Затем отложила в сторону столовые приборы и, прищурив глаза, пропела елейным голоском:

– Ведьма…другого ответа и не ожидала от тебя. Скажи, а твой путь в ковене уже определен? Ты же целитель, линия крови явно тех, кто при дворе крутится. Таких рано замуж выдают…а ты…восемнадцать тебе ведь, не более на вид. Но ты еще ведь не замужем. Отчего?

– Не хочу на этот вопрос отвечать, – я едва смогла выдавить улыбку, пытаясь смягчить сталь в голосе.

– Не хочешь, – повела бровью женщина. – Я вот думаю, – она перевела взгляд на Радана, – а ты, когда ее тащил сюда, думал о том, что потом ей в ковене житья не будет? Смазливое такое создание побывало в клане вервольфов…ты думаешь она жизнь-то свою устроит потом там? Ведь будь ее отец хоть трижды богат и даже если он завтракает, обедает и ужинает в компании короля, девчонку-то мало кто захочет в свою семью ввести после плена. Нет, меня не очень волнует ее будущее там, просто интересно…

– Я же ее не трогаю, – сухо бросил Радан и нахмурил брови. – Соблюдаю все правила приличия. Едва только с ее отцом и королем пройдут переговоры и нам за нее отдадут тех, кого мы потребуем, она вернется целая и невредимая домой.

– Она целая и невредимая? – еще больше прищурила глаза женщина и встала со стула, подойдя ко мне, – это так она целая и невредимая? – она легонько оттянула ткань моего платья с плеча, на котором красовался след от укуса. – Она же укушенная тобой была, Радан. Какая же она невредимая? Не мне тебе говорить, что это значит. Для ведьм это все равно, что, если бы ты ее в постель уложил. Пусть она и невинная, но укус вервольфа, даже если не переведший девушку стараниями главы клана в стадию обращения, это в любом случае погибель для ее репутации как чьей-то будущей жены. В ее крови теперь столько от нашей сущности, что ее там сожрут живьем чопорные мамаши тех сыновей, которые позарятся на ее красоту и решат все-таки жениться. Но таких желающих не будет от слова «совсем», я более чем в этом уверена.

Проговорив это, она с победоносным видом села на свое место. Я же в ужасе перевела взгляд на Радана.

– Это пережитки старых времен, – сдержанно сказал он мне. – Не обращай внимания на слова моей матери.

– Пережитки? – женщина удивленно вскинула седые брови. – Это для кого пережитки? Для светлых ведьм? Это для тебя, как вервольфа, это пустой звук. А для них не скажи, – покачала она головой. – Девчонку теперь родителям за темного ведьмака отдавать замуж надо будет, этим-то чертям чем больше намешано в крови сущностей каких еще, тем даже лучше. И как тебя угораздило ему в лапы-то попасть? – сочувственно спросила она у меня, кивнув на Радана.

– Так получилось, – тихо ответила я и опустила глаза.

– И ты тоже, – недовольно покачала она головой, смерив Радана строгим взглядом. – Чего девчонку-то такую в заложницы взял? Война-войной, но почему женщины должны страдать из-за этого? Всю жизнь ребенку теперь испоганишь. Так и Идрис где-то наша в лапах какого гада на вражеской территории сидит. Вот вернется потасканная оттуда, кому нужна будет?