Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хочешь прогуляться?
Именно голос Микеле отвлек меня от этих мыслей. Я вскочила со стула, и он улыбнулся:
— Ты не особенно изменилась. Всегда была немного странной.
Это заявление разозлило меня, но я все равно решила принять приглашение. Правда заключалась в том, что я умирала от желания хоть немного побыть рядом с другом.
— Ты уверен, что Магдалина не будет против?
— Она мне не хозяйка, Мария. К тому же сейчас слишком увлечена разговорами о модных стрижках.
Мы шли медленно, и солнце обжигало мне кожу, делая мысли все более путаными.
— Так странно, знаешь… Я имею в виду тебя и Магдалину. Видеть вас вместе. Хочу сказать, — добавила я, внезапно испугавшись собственных слов, — что в детстве вы с ней были очень разными.
Он остановился, внимательно посмотрел на меня и сунул руки в карманы брюк.
— Мы ничего заранее не решали. Конечно, Магдалина иногда может быть невыносимой, я понимаю. И хорошо помню, как она обходилась с тобой в детстве, но у нее есть свои достоинства. Она умная девушка.
Я покачала головой.
— Чтó я сказал не так?
— Идем, умник. Еще скажи, что у таких, как она, есть и другие достоинства, которые интересуют мужчину.
Микеле громко, от души расхохотался:
— Если бы я тебя плохо знал, то мог бы подумать, что ты ревнуешь. Тебя злит, что мы с ней вместе?
Сами того не желая, мы оба словно отмотали время вспять, обратно к тем дням, когда были настолько близки, что могли рассказать друг другу все на свете.
— Может быть, и так, я не знаю. Просто странно.
Мы дошли до небольшого пруда, на поверхности которого плавало множество прекрасных водяных лилий. За стеной банкетного зала виднелось море. Небо и вода сливались на линии горизонта. Микеле остановился, устремив взгляд на синюю полоску, казавшуюся отсюда такой далекой.
— Помнишь, я говорил тебе, что, когда вырасту, возьму лодку и поплыву на другую сторону?
— Конечно. Прекрасно помню.
— Твой отец все еще выходит в море? Как называется его лодка?
— «До свидания, Чарли», — сказала я с комком в горле.
— Меня тут год не было, знаешь. Рим прекрасен, но я словно никогда и не уезжал отсюда. По крайней мере, не в том смысле, в каком мне хотелось бы.
Мне было знакомо чувство, о котором он говорил. Своего рода апатия.
— Я никогда не уезжал отсюда надолго, но будто никогда не был и частью этого места.
Внезапно он перевел взгляд на меня. Выражение лица Микеле невозможно было разгадать, но его взгляда хватило, чтобы по спине у меня побежали десятки знобящих мурашек. Я почувствовала, как глаза наполнились слезами, и одна слезинка скатилась по щеке.
— Ты прекрасна, — пробормотал он, прежде чем наклониться и поцеловать меня.
Я испугалась и отстранилась от его теплых губ.
— Извини, — сказал он.
— Ничего страшного, — пробормотала я и сжала пальцами тафту платья, сочиняя правдоподобный повод немедленно вернуться в зал. — Я должна идти. Увидимся потом.
Я быстро попрощалась с ним. Губы у меня горели, щеки раскраснелись, в мыслях царили легкость и невероятная растерянность. Я была счастлива и одновременно печальна. Реальность казалась мне чем-то великолепным и полным подводных камней. Я была плодом обманной весны, лживого времени года.
Я оставила старого друга стоять у пруда и вернулась в зал, напуганная чувствами, которые вызвал у меня Микеле. Мы не виделись семь лет. Неужели моя мама ничего не знала о нем и Магдалине? В нашем маленьком районе события в семье Бескровных вызывали интерес у всех. У нас дома, однако, о них не говорили. Это имя было под запретом, и я никогда не спрашивала о нем.
Я заняла свое место за столом, не в силах больше обращать внимание на других и на происходящее вокруг — на музыку, голоса гостей, танцующие пары. В голове гудели сотни пчел, мешая ясно мыслить. Я встретила пытливый взгляд больших глаз Магдалины, которая, вероятно, задавалась вопросом, где я шлялась с ее парнем. Вскоре вернулся и Микеле. Он сел за свой стол, взял бокал вина и выпил его залпом. Я заметила, что Магдалина начала торопливо задавать ему вопросы. Она была очень бледна и больше не улыбалась с прежним лукавством. Микеле покачал головой, налил себе еще вина, выпил, потом снова покачал головой, пока Магдалина продолжала забрасывать его вопросами. Он выглядел потерянным и смущенным, втянул голову в плечи с отсутствующим взглядом.
— Где ты была? — спросила мать, пытаясь усмирить мятежные кудри, выбивающиеся из прически.
Я почувствовала, что лицо у меня пошло красными пятнами от нервозности и смущения.
— Виделась с Микеле. Моим другом.
— Ах, Микеле Бескровный… — Деланое спокойствие, с которым мама произнесла это имя, выдало, что новость не оставила ее равнодушной. — Должно быть, его пригласил твой брат. Он сказал, что придут его друзья. Всего дюжина. Микеле, наверное, с ними. Но с каких это пор Джузеппе с ним дружит?
— Микеле не его друг, мама. Он здесь с Магдалиной. Она привела его с собой.
И тогда я подумала, что, возможно, Магдалина сделала это специально. Может, после стольких лет ей все еще нравилось ставить меня в затруднительное положение.
— Кто? Внучка ведьмы? — спросила мама почти недоверчиво. — Он так похорошел, мог бы выбрать кого-нибудь получше.
— Мама, Магдалина прекрасна.
— Ну, я бы сказала, что скорее вульгарна.
Я перевела взгляд на их стол. Микеле стоял, Магдалина тянула его вниз обеими руками, но он сопротивлялся. Складывалось впечатление, что он готов утащить за собой и ее, и скатерть, и стол, и все, что на нем стоит. Микеле решительно вырвался. Она смущенно огляделась, слегка улыбнулась, скривив губы, достала из сумочки помаду и несколько раз провела ею по губам.
По горячей просьбе молодоженов оркестр снова заиграл «Unchained Melody». Пары заторопились на танцпол, свет померк, воцарилась более романтичная и интимная атмосфера. Джузеппе с Беатриче уже кружились в центре зала. На какое-то время я потеряла Микеле из виду, но потом услышала его голос:
— Хочешь потанцевать?
Он говорил с бесконечной нежностью. Когда ребенок, которого я знала, которому доверяла, с которым делила свои горести, превратился в мужчину? В этого мужчину.
Мама внимательно следила за мной и, вероятно, понимала, что со мной происходит сейчас и что будет дальше. Однако молчала. На мгновение я задалась вопросом, как сложилась бы моя жизнь, если бы на каждом из перекрестков я выбирала другой путь, не тот, которым шла сейчас. Очутилась бы я здесь, в этом самом месте? Испытала бы такой вихрь новых, жгучих, сладких и горьких ощущений, от которых у меня пересохло во рту?