– Если и копии, то очень качественные и дорогие.

– Ты на потолок глянь!

Саша посмотрел, да так и застыл с задранной головой. Что там творилось!

На узорном золоченом потолке в центре была композиция из обнаженных прекрасных молодых тел. Руки, ноги, торсы и головы сплетались в какой-то хитроумный клубок. И, пытаясь подсчитать, сколько же там изображено фигур, Саша так и застыл на одном месте. Один, два, три торса. Ага, вон и четвертый виднеется, но не целиком, а лишь одно бедро. А голов… постойте, голов целых пять. А рук сколько? 12? Как такое может быть? У каких-то из прекрасных фигур по четыре руки?

Было в этом скопище обнаженной плоти нечто завораживающее и в то же время неправильное. Но что? Этого Саша понять пока что не сумел.

– Иди сюда.

Морозов чутко прислушивался к происходящему в дальнем помещении.

– Вроде как там он.

Все прислушались к легкому шороху, который доносился из соседней комнаты.

– Там у него спальня, – прошептал Морозов. – Ручаюсь, что и мальчишки тоже там.

Сергеев при этих словах покраснел.

– Костя говорил, что спать он их укладывал рядом с собой в комнате. Вроде как на кушетке мальчики спали, но иногда он приглашал их к себе в постель. Вроде как поболтать, посекретничать, но вы же понимаете, полуобнаженный мужчина, рядом с ним нагой мальчик, все это вызывает определенные мысли у них обоих.

– Да еще эти картины! – добавил Морозов.

– Какие картины? Что с ними не так?

– Посмотри хорошенько сам и поймешь.

Морозов обвел рукой вокруг себя, показывая, куда смотреть. Саша пригляделся. Что же не так с картинами? На всех полотнах были изображены молодые прекрасные юноши. Все они были практически голыми, некоторые ограничивались лавровым венком и фиговым листиком. Другие были всего лишь обуты. Третьи и вовсе щеголяли нагишом, довольствуясь наброшенным на руку плащом. Мол, в случае чего можно будет прикрыться.

Саша смотрел, смотрел и вдруг понял, что показалось ему странным с самого начала и о чем ему только что говорил Морозов. На всех картинах, а их тут насчитывалось не меньше сотни, были запечатлены тысячи персонажей. И среди них не было ни единой девушки или женщины. Нет, все эти картины изображали исключительно юношей, мальчиков и мужчин, застывших в самых разных позах, преимущественно призывно-сексуального характера.

– Вот оно что, – протянул Саша задумчиво.

Сергеев кивнул:

– А ты думал! Тут такая обработка пацанов велась, куда там устоять! Ты еще библиотеку его не видел. Все сплошь труды античных авторов. Ну, а ты сам помнишь, как там в античности с моралью дела обстояли.

Между тем Морозов толкнул дверь спальни и первым вошел внутрь. Саша ожидал, что сейчас из спальни донесутся испуганные или гневные возгласы хозяина, но ничего такого не прозвучало.

Лишь сам Морозов сдавленно ахнул:

– Мать моя родная!

Следом в спальню вошел Сергеев. И последним в помещении оказался Саша. И сразу же понял, что лучше бы он сюда не заходил.

Главной доминантой этой комнаты была кровать. Вызывающе огромное ложе под балдахином, с которого свешивались золоченые кисти, бахрома и вышитые серебром, золотом и шелком ткани. А под балдахином среди пышных пуховых подушек и одеял шевелилось что-то живое. Шелковые простыни шуршали, от этого и происходит тот слабый звук, который насторожил их всех.

Морозов подскочил к кровати и сдернул покрывало. Взметнувшись вверх, оно тяжело опустилось на пол. А открывшаяся взорам друзей постель была занята одним-единственным персонажем. Это был пожилой мужчина, связанный по рукам и ногам. Неизвестный злодей спеленал его так туго, что жирные телеса под веревками набрякли уродливыми складками. Видимо, мужчина пытался избавиться от пут уже не первый час, потому что он был обильно покрыт потом, а его выпученные, налитые кровью глаза смотрели с ужасом.

Рот у него был заткнут, так что позвать на помощь он не мог. Сил для этого тоже не осталось. Он слабо извивался и еле слышно мычал.

– Мать моя родная! – повторил Морозов.

Остальные с ним молча согласились. Кроме веревок было и еще кое-что. Все тело несчастного было покрыто следами от ударов. Вздувшиеся красные рубцы буквально обвивали все его тело целиком, не оставляя ни единого свободного кусочка. Такие остаются на коже от ударов кнутом или длинной плетью.

– Что же это… Что с ним?

– Я не знаю.

– Надо его развязать.

Но некто опутавший свою жертву постарался на славу. Тело мужчины было оплетено тонким, но очень прочным шнуром, который к тому же так глубоко врезался в кожу, что добраться до него через складки жира и кожи было сейчас уже практически невозможно. Тут нужен был врач.

– Надо выдернуть кляп у него изо рта. Он задыхается!

Вытащить кляп оказалось проще, чем снять путы. На голове такого слоя жира не было, так что шнурок, удерживающий кляп, на месте был разрезан быстро. Но вместо слов из горла несчастного полились ужасающий хрип и какая-то зловонная жижа. Но рвота вместо того, чтобы принести облегчение, еще больше измучила страдальца. Его стало бить в ознобе, так что даже кровать под ним содрогалась. Потом глаза его закатились, сам он посинел и забился в страшных конвульсиях.

Длилось это всего пару секунд, но всем троим они показались вечностью. Морозова с Сергеевым потряхивало, Саша дрожал вместе с ними. Но вот мужчина на кровати дернулся в последний раз и затих.

– Конец, – мрачно произнес Морозов, наблюдавший это зрелище вместе с друзьями. – Конец пьесы.

– Что?

– Все! Умер.

– Не может быть!

– Помер, – заверил Морозов. – Скопытился. Склеил ласты. Сыграл в ящик. Теперь дело за деревянным макинтошем.

– Как ты можешь ерничать в такой момент! – укорил его Сергеев. – Человек умер.

– Дрянь он был, а не человек. Как жил, так и подох.

И Морозов без всякого сочувствия плюнул на труп.

– Это что, и есть Игорь? – догадался Саша.

– Он самый. Что, не так думал его встретить?

Саша покачал головой. Нет, не так он представлял себе встречу с этим человеком, по уверениям его друзей могущественным и влиятельным. Как-то даже не верилось, что такой серьезный человек и вот лежит тут… нагой, связанный и жалкий до невозможности.

– Кто его так связал?

– Думаю, что любовник постарался. Игорь любил всякие изыски и новшества. Молоденькие мальчики его уже не полностью устраивали. Наверное, потянуло на что-то поострее.

И Морозов указал на несколько тонких плеток, развешанных возле кровати.

– Думаю, что он сам поручил кому-то из своих мальчишек себя связать. А тот либо перестарался, либо сознательно затянул ремни слишком туго. Потом отхлестал Игоря от всей души и сбежал. А развязать то ли не догадался, то ли опять же оставил его в таком состоянии сознательно. Мальчишка думал потешиться, а у Игоря сердце не выдержало, он копыта и откинул.