Две недели их поили жидкостью, которую применяли во время Изменения. Каждый день слегка лихорадило, впрочем, после потогонки, которую устраивали на занятиях, лихорадка быстренько улетучивалась, не выдержав издевательств над организмом хозяина. А они были самые что ни на есть издевательские. Никогда еще парни не получали такой нагрузки, как в Школе. Те несколько дней, что они провели, бесцельно болтаясь по казарме, валяясь в постелях, вспоминались, как сладкий сон, как что-то такое, чего не может быть по определению. Теперь все изменилось. Спали Щенки всего шесть часов. Можно было поспать еще и днем, в обеденный часовой перерыв, но в этот час нужно было еще и пообедать, переодеться для тренировок, и только тогда…

В общем, на дневной сон оставалось минут двадцать, не больше. Многие, почти все, не упускали этих минут. В конце обеденного перерыва девять из десяти Щенков валялись в тени казармы на травке и храпели так, что пугали птиц, пристроивших гнезда на стенах из красного кирпича.

Каждый раз дежурным приходилось поднимать учеников пинками, плетью, палкой, криками и руганью, какую Адрус, будучи домашним ребенком, не слышал никогда в жизни.

Честно сказать, о некоторых извращениях в отношениях между мужчинами и женщинами, между мужчинами и мужчинами он ранее даже и не слышал. Теперь – просветился по полной. Имперская цивилизация «развивала» людей во всех отношениях, не только в науке и военном деле…

Итак, для сна шесть часов, все остальное – учеба и поддержание существования измученного тела. Четыре часа занятия с учителем письма и чтения, остальное на боевые искусства.

За две недели почти каждый из учащихся получил хоть один перелом конечностей или носа, ушибы же никто не считал. Все ходили в синяках, некоторые, особо неповоротливые, с ног до головы синие, будто их сутками били палками, как пыльный ковер.

Сила и скорость парней росли, а вот умение было еще не на высоте, потому крепкие ребята дубасили друг друга, пропуская массу ударов, каждый из которых мог стать смертельным.

Оба преподавателя – и рукопашного боя, и мастер оружия – прекрасно все это понимали. И знали, что скоро кто-то из учащихся погибнет, да не один, а возможно, несколько – как только сила Щенков поднимется до определенного уровня. А она росла с каждым днем…

Лекари всегда были наготове, но ради лечения одних только синяков учащихся в лекарскую не водили. Только для устранения серьезных ран, переломов, вывихов и ушибов, когда заплывший глаз мешает заниматься, или распухшая рука не позволяет использовать ее по назначению.

Адрус не спал в обеденный перерыв. Все свободные минуты он использовал, чтобы учиться. Переписывал тексты, которые дал учитель – писали школяры свинцовыми карандашами, – читал свитки, выданные каждому поименно (за порчу – двадцать-тридцать плетей, в зависимости от настроения учителя, такое уже бывало), снова писал и думал, думал, думал…

Ему вполне хватало шести часов сна, и он не понимал, почему другие ворчат. Свежий, всегда бодрый, нечувствительный к боли (как казалось со стороны) Звереныш вызывал зависть, уважение и ненависть у своих соратников.

Адрусу было плевать и на то, и на другое, и на третье. Звереныш поставил себе цель – стать самым лучшим, самым эффективным убийцей, каким можно стать в этой Школе. Выйти из Школы Псом, добраться до Императора, и уже тогда…

Что тогда – он пока не придумал. Но точно знал – Императору жить не следует. Как и его Империи. Когда-нибудь должно было случиться так, что в плоть Империи проникнет паразит, который убьет ее раз и навсегда. И Адрус хотел стать этим паразитом.

Уничтожить, отравить, разрушить мерзкое государство! Сделать так, чтобы этот народ уничтожил сам себя!

Как это сделать, Щенок пока не знал, но был уверен – узнает. И сама Империя сделает так, чтобы он добился результата.

Да, это было что-то вроде мании, болезненной, навязчивой идеи разрушения, но она помогла выжить Адрусу на корабле работорговцев, помогала выживать в Школе и, наверное, поможет жить дальше. Так может, не все мании так уж и бесполезны?

Обучение военным искусствам было для него довольно простым. Адрус с лету схватывал знания, у него легко получалось все то, что ему показывал мастер боя, – с первого раза, без долгих проб и ошибок.

Да, получалось пока грязно, да, не все сложные удары и связки он делал совершенно без помарок, но достаточно было нескольких тренировок, и новый навык укладывался в голове аккуратным кирпичиком. Руки, ноги, все тело действовало уверенно, с каждым движением совершенствуя свое мастерство.

Возможно, в этом помогало таинственное горькое снадобье, которое каждый день давали Щенкам, но, скорее всего, все вместе – снадобье, природная сила и координация Адруса, с яростной, фанатичной готовностью сделать все как надо. А еще то самое безумие, подчинившее организм Звереныша, перестроившее его так, что он превратился в совершенный, эффективный механизм для убийства, высвободив из глубин мозга резервы, которые природа и Создатель заложили в человека.

Со времен глубокой древности было известно, что иногда люди в состоянии душевного волнения, безумия совершали невероятные деяния, которые никогда бы не сделали, будучи обычным человеком.

Мать, освобождая свое дитя из-под колес извозчика, поднимала телегу, нагруженную тяжеленными бочками. Воин, в порыве боевого безумия, разбрасывал, уничтожал десятки воинов неприятеля, не чувствуя боли, усталости, страха, чтобы потом умереть воспетым в песнях сказителей и остаться в веках героем эпоса.

Безумие Звереныша было полезным, и лишь два обстоятельства заботили Адруса больше всего, заставляя думать об этом дни и ночи – как совсем не сойти с ума и как вызывать боевой режим усилием воли, не дожидаясь, когда противник пнет в зад или скажет обидные слова. С первым обстоятельством он ничего сделать не мог – против воли Создателя не попрешь, а вот над вторым работал днями напролет. Ему совершенно необходимо входить в боевой режим так же просто, как дышать.

Пока что Адрус этого добиться не смог. В боевом режиме он был лучше всех своих соперников-соратников в силе и скорости настолько, насколько превосходит их всех тренированный Пес, прослуживший в охране Императора десять лет, но в обычном состоянии – ничего особенного, просто крепкий парнишка с хорошей памятью, с лету усваивавший уроки. Мало ли таких? Каждый второй. По крайней мере, в Школе.

Понятно, что состав школяров был неоднородным. Находились и те, что пытались затратить как можно меньше усилий, те, кто, к примеру, останавливался и не повторял движения вместе со всеми тогда, когда на них не смотрел преподаватель. Работали на тренировочной площадке не в полную силу, ленились, хитрили – как и все люди, которых из-под палки заставили делать то, что они не особо хотели. И даже совсем не хотели. Кто с детства хочет стать бессердечным, безжалостным убийцей? Кто мечтает стать рабом, который убивает врагов хозяина, не спрашивая – за что тем такая напасть? Кто хочет с детства стать злобным цепным псом, работа которого заключается в том, чтобы рвать людей, не рассуждая, кто перед тобой – мужчина, женщина или ребенок? А ведь Щенков готовили именно к этому. Потому недобросовестное выполнение тренировок было своеобразным протестом, тихим бунтом.