он предложил выпить кофе и подарил коллекционное издание Отто Ференци в оригинале, пояснив, что вручает книгу на бережное хранение, так как больше некому ее передать, а он скоро уйдет на заслуженный отдых. Тридцать лет назад он раздобыл редкий печатный экземпляр у сибирских диссидентов, когда психоанализ был запрещен, и психологи подпольно переводили западные рукописи классиков.

Критики психоаналитической теории убеждены, что цель психоанализа – подавить уникальность личности, сделать ее более примитивной, ведь невроз потенцирует творчество. Биографии великих творцов с душевными недугами доказывали гипотезу. С чем-то соглашалась и Жанна, но она собиралась лечить обычных людей, а не гениев, поэтому ориентировалась на большинство.

Жанна навсегда запомнила дебютную клиентку, согласившуюся пройти курс психоаналитической терапии, когда она оттачивала навыки за символическую плату, набирая необходимое количество зачетных часов. Клиентка отличалась неудержимым темпераментом и говорила о себе затянутым монологом, на сеанс приходила раньше и уходила с запозданием, когда за стенкой слышались недовольные бурчания, ведь никто не любит, когда крадут их законное время. Жанну особенно раздражала привычка опаздывать и не укладываться в отведенные пятьдесят минут – тайна, о которой знал только вездесущий Фейшмейхер.

На заре профессионального становления Жанна применяла различные техники психотерапии, остановившись на разговорной модальности. Как ни пыталась, она не смогла запомнить длинные тексты гипнотических трансов. Свой голос считала хлипким и местами писклявым, поэтому воздержалась от использования суггестивных воздействий, убедившись, что человек сам должен дойти до сути внутреннего конфликта, его нельзя подталкивать, но можно направлять, вести за руку по извилистой тропе к осознанию. Опытный психотерапевт без промедления определяет основные ошибки клиента, но не оглашает их без тщательной подготовки. Жанна усвоила незыблемые правила, проверив их на себе, отказавшись от слишком запутанных алгоритмов. Она совсем не понимала терминологию НЛП, считая ее чрезмерно технологической, а она не сильна в точных науках. Супервизор пояснил, что основные положения нейролингвистического направления были синтезированы из Эриксоновского гипноза и семейной терапии Вирджинии Сатир. Жанна любила эти методы по отдельности, восхищаясь прозорливостью новаторов. Предпочитая основательность и классицизм, она увлеклась более понятной и рациональной психологией.

Несмотря на общую неуверенность начинающего психотерапевта, процент положительных результатов был высокий. Ее хвалили маститые доктора, подражатели и даже скрытые завистники. В виду излишней самокритичности Жанна напрасно ругала себя, что где-то допускает неточности, то выглядит слишком жесткой, то излишне податливой. От сомнений невозможно избавиться. Только полное принятие своей личности приведет к гармонии. Жанна повторяла заученный постулат как священную истину.

Эталоном служили вундеркинд Дарья и профессор Клочный, читавший курс лекций по введению в специальность в институте психоанализа, умея выделить главное в необозримом разнообразии психотерапии, и доходчиво разъяснить тонкости предмета самым закостенелым студентам. Обладая даром красноречия, он влюблял себя слушателей, заставляя расстаться с мыслями о прогулах. Если Клочный был почти Богом, то Дарья основательным земным лидером. С ней Жанна будто тягалась в знаниях, находясь в отстающих. Каким-то образом Дарья обгоняла ее в информативной подкованности и владению навыками благодаря врожденным способностям. Дарья психотерапевт по призванию – объясняла Жанна, называя себя относительно смышленым кудесником.

Многие клиенты улавливали ее страх перед неизвестным, резонировали и исчезали, или нарочно испытывали на прочность: манипулировали, угрожали, симулировали и приукрашивали симптомы. Кто-то честно признавался, что хочет взять паузу и скрыться незаметно, а кто-то дерзко заявлял, что не понимает, чем они занимаются, и почему странные разговоры так дорого стоят.

Набираясь опыта, Жанна однажды спровоцировала агрессию, допустив нелепую оплошность, проинтерпретировав состояние депрессивной пациентки, без предварительной подготовки заявив о скрытом смысле ее страданий. Вместо спасительного инсайта в ответ посыпалась нецензурная брань и критика. После бури Жанна долго приходила в себя, отказавшись от самостоятельной практики. Приезжала в клинику, боясь, что из-за угла выскочит недовольная скандалистка и продолжит ее третировать. На восстановление ушло около года. Сейчас тот инцидент вспоминался с улыбкой. Жана обсудила случившийся казус в интервизионной группе, услышав похожую историю от коллеги. Их чувства оказались идентичными – недоумение, растерянность и обрушение самооценки.

«…Наивно ожидать, что к вам будут приходить только мягкие и пушистые личности, – с укором предупреждал супервизор. – К представителям помогающих профессий притягиваются нестабильные, возбудимые и асоциальные типажи. Есть вероятность, что они окажутся на вашей кушетке по недоразумению или направлению недоброжелателей. Отнеситесь с пониманием и не проецируйте на себя их свойства. Вы никогда не поможете всем желающим!»

Прислушавшись к наставлениям, Жанна училась абстрагироваться от негатива. Подобные конфликты больше не повторялись и не оставили зудящих следов в психике. Психологи обязаны знать и минимизировать свои «локус минорис», хотя некоторым, несмотря на длительные усилия, не удается справиться со слепыми пятнами, влияющими на восприятие окружающих.

В появлении эротизированного переноса существуют противоречивые тонкости. Во-первых, пациент идеализирует терапевта и готов с неимоверным усердием добиваться выздоровления, избавляясь от симптомов и добиваясь поставленных целей. Во-вторых, перенос повышает самооценку неуверенных психологов, благодаря чему они могут угодить в расставленную ловушку. Перенос нужно прояснять, но в том и заключается искусство психотерапии, что прояснение нужно провести ювелирно и предельно корректно. Позитивному и негативному переносу подвержены как мужчины, так и женщины, но последним сложнее справиться с эмоциональным напором. Некоторые проявляют слабину и поддаются соблазну, чтобы решить свои проблемы за чужой счет. За неэтичное поведение лишают статуса и изгоняют из профессии, но мало кто будет транслировать сомнительные повадки. За идеализацией терапевта следует обесценивание и радикальное утверждение «все они одинаковы», «мне никто не поможет», что усиливает общее разочарование и повышает долю цинизма.

Верный способ предотвратить последствия переноса – подробное и честное обсуждение проекций. Бесспорно, есть люди, чье внимание льстит, а терапевт питает особую симпатию, затягивает сеанс, либо расстраивается при его окончании. В обратной ситуации минуты текут настолько медленно, что хочется выть от отчаяния, чтобы поскорее перестать выслушивать нудные речи. Жанна противилась обоим вариантам и четко замечала предвестники переноса, поэтому выбирала работать с женщинами, но когда появлялся мужчина, отказаться не получалось, поэтому она вела себя подчеркнуто отстраненно.

Последний способ избежать переноса – прекратить терапию, объяснив вред высокого градуса отношений, мешающий продуктивности, когда вспыхнули сильные, но искусственные чувства. Это больно, но от правды не спрятаться. Объяснение воспринимается в штыки и вызывает опровержение – самый чувствительный момент, нуждающийся в смягчении. Жанна не доводила пациентов до фатальных признаний, а более продвинутые коллеги преодолевали проективные баталии с большими или малыми потерями. Минимум – эмоциональное выгорание, а максимум – палата в реабилитационном центре.

Не справившись с переносом, особо тревожные психотерапевты даже меняли номер и удаляли аккаунты в социальных сетях. Но как быть, если психотерапия – единственная возможность заработка при