Четверг, 29 ноября

Поверить не могу! Оказалось, что социальный работник Пэтси многого добилась, придя к ней сегодня утром. Она сразу же вызвала скорую помощь и отправила ее в больницу на основании того, что она слишком толстая, чтобы так жить. Я сомневаюсь, что это весомая причина для вызова бригады скорой помощи. Как бы то ни было, теперь Пэтси в больнице.

Самое удивительное не то, что у социального работника напрочь отсутствуют здравый смысл и эмпатия, а то, что бригаде скорой помощи все же удалось вытащить Пэтси из дома! Возможно, когда я приду к ней в следующий раз, то увижу в стене дыру размером с Пэтси. Быть может, отверстие будет заложено свежими кирпичами — менее гламурная версия «Большого побега». Теперь, когда она находится в больнице, эрготерапевтам, вероятно, удастся взвесить ее.

Я вычеркиваю пункт «нужно взвесить Пэтси» из списка дел.

Пятница, 30 ноября

Разговариваю по телефону с миссис Талли и слушаю, что ее сиделки не просто остаются столь же дерьмовыми, как раньше, но и нарушают ее права как налогоплательщика. Все это не имеет смысла.

Возможно, мне следует сообщить ей, что если это ее звонок на Хэллоуин, то она опоздала на месяц.

Понедельник, 3 декабря

Это лучшая трата двадцати фунтов на «Амазоне». Пока я оттираю с ножек Уильяма дерьмо, в которое он умудрился вляпаться, он завороженно смотрит на синих, красных и зеленых морских обитателей, которые проецируются на потолок. К слову, сейчас 04:27, и киты такого же размера, как морские коньки.

За последнее время я вымотался на работе и решил на неделю присоединиться к Элис в ее отпуске-декрете. Это значит, что сегодня, несмотря на позднее время, меня не мучает осознание того, что на приеме я буду изможденным, раздражительным и более злым, чем обычно. Через несколько часов у нас будет более долгий, чем обычно, завтрак с Элис и Уильямом. Мы проведем наш утренний ритуал с чаем, хлопьями и кормлением грудью в постели под передачу Криса Эванса на радио ВВС 2.

Пока я засовываю непредсказуемую задницу Уильяма в подгузник, он смотрит на меня. Так терпеливо, что я не могу описать словами чувства, разрывающие мне сердце при виде моего мальчика, и они только усиливаются в ночной тишине. Мне интересно, о чем он думает. Я смотрю на часы: уже поздно. Или рано, зависит от восприятия. Поскольку Уильям, похоже, не против, мы решаем нарушить тишину и устроить очень раннее утреннее собрание мужского клуба. Я тихо включаю его любимую песню The Beatles «Twist and Shout». Он сходит по ней с ума: хлопает в ладоши перед лицом и беззубо улыбается от уха до уха. К сожалению, это для него слишком. Легкий запах дерьма разносится в воздухе.

Ничего, дружок, на этой неделе у меня полно времени.

Среда, 5 декабря

Ошеломленная Элис вытаращилась на меня. Признаться, я понимал, что мне не стоит это говорить. Я даю задний ход, но она знает, что я говорил серьезно, ведь она хорошо со мной знакома. Она также пользуется своей способностью играть роль человеческого черного ящика (что удобно для нее, но не для меня) и дословно повторяет услышанное: «Ты хочешь, чтобы мы пошли выпить к соседям за углом и взяли с собой радионяню, чтобы Уильям продолжал спать дома? Один. В тринадцать недель». Когда она говорит это, я понимаю, что сморозил глупость. Серый козырек моей старой, но любимой бейсбольной кепки скрывает мои глаза, когда жена смотрит на меня.

Судья. Присяжные. Палач.

Интересно, чувствуют ли мои пациенты то же самое, когда говорят у меня на приеме что-то глупое? Я решаю сдержаться и не шутить о своем желании укрепить соседские отношения. Может, нам стоит приучать сына к независимости с раннего возраста? Нет? Похоже, еще слишком рано. Я применяю старую добрую практику терапевтов: стою, искренне киваю и пью в тишине. Элис смягчается (к счастью, она всегда это делает) и называет меня гребаным идиотом (я ее очень люблю). После этого мы отправляемся на вечернюю прогулку с Уильямом. Удивительно, что, работая терапевтом, усваиваешь уроки, связанные не только с медициной, но и с жизнью в целом. Я понятия не имел, что это много раз поможет мне избежать ссоры.

Одно лишь это стоит всех бесконечных дней обучения.

Четверг, 6 декабря

Уильям плавает передо мной, как картофелина за бортом грузового контейнера. Бедный мальчик немного ошеломлен и смущен из-за того, что мы примчались на занятие по плаванию на 10 минут позже. К счастью, это означает, что мы пропустили ужасно неловкие тридцать секунд, когда все родители поют приветственную песенку своим детям. Можно подумать, детям не все равно: они просто удивляются, почему ванна вдруг стала такой большой.

Я объясняю нашему инструктору Хэл, что мы опоздали, потому что попали в пробку, хотя на самом деле во всем виновата Элис. Она подставила меня, и, вытирая водянистую соплю с лица Уильяма, я решаю, что поговорю с ней вечером. Она не предупредила меня, что втиснуть бедра Уильяма в водонепроницаемые шорты для плавания (они во всех отношениях похожи на шортики стриптизера, но с нарисованными рыбками) практически невозможно. Это особенно жестоко потому, что Элис сделала это преднамеренно.

Пока Уильям плавает в образе картофелины-стриптизера, я улыбаюсь другим взрослым, стараясь отвлечься от мысли о том, что мне пришлось нанести смазку на тело своего ребенка, чтобы втиснуть его в купальные шорты. Еще я чувствую вину за то, что надел на него обычный подгузник вместо специального подгузника для плавания.

Господи, я надеюсь, что он не впитает всю воду из бассейна!

Через двадцать минут урок завершается (к счастью, уровень воды в бассейне остался прежним). Я говорю «урок», хотя точно не знаю, чему я научился за £12. Я вполне уверен, что могу положить Уильяма в ванну и брызгать на его лицо водой гораздо дешевле. Когда мы выходим из бассейна, одна из мам говорит, что узнала меня. В моей глупой голове сразу возникает мысль, что ко мне клеятся. Однако я понимаю, как это маловероятно, ведь на мне обтягивающие линялые шорты с розовыми фламинго, которые разделяют мой живот на аккуратные рулеты из теста.

«Доктор Скиттл?»

Она сказала это громко. Я, ошибочно решив, что терапевт — это кто-то вроде рок-звезды, поворачиваюсь с дерзкой улыбкой, словно хочу сказать: «Ага, засекли меня!»

Макс, ты просто идиот!

Она представляется пациенткой нашей клиники миссис Уэстерн. Как мне повезло! Ожидая, пока она объяснит, чего, черт возьми, хочет, я качаю Уильяма на руках. Он замерз, проголодался и, сам того не подозревая, нуждается, чтобы с него сняли обтягивающие шорты с рыбками. Издаваемые им звуки становятся громче, что является признаком нарастающего возмущения. Он близок к истерике, и я прошу миссис Уэстерн немного поторопиться. Она хочет, чтобы я проверил пупок ее трехмесячного сына. Это скучно, но сложно. Не хочется быть козлом, я мог бы взглянуть на его пупок, но в качестве кого? Это классическая ловушка для терапевтов. Если я посмотрю на влажный уродливый пупок ее сына и решу, что с ним что-то не так, как мне следует поступить? Никак. Почему? Потому что я стою на краю бассейна с выцветших плавках и держу на руках сына. Если неформальная консультация пойдет не так (например, я ошибусь, а миссис Уэстерн обратится в суд и скажет: «Но доктор Скиттл сказал…»), то юридически мне будет не на что опереться. Такова печальная истина нашего сутяжнического общества. По той же причине все терапевты состоят хотя бы в одном из многих надежных медицинских юридических союзов, который поддержит их, если какая-то неожиданная ситуация вдруг произойдет (и они действительно происходят). У терапевтов высокий порог риска: любая ошибка сопровождается повышенной вероятностью судебного иска. Однако важнее всего то, что в такой обстановке пациент не получает хорошую и подробную консультацию.