В итоге я все же нагибаюсь и смотрю на пупок ребенка. Мне кажется, что он выглядит нормально, но я подчеркиваю, что его необходимо более внимательно осмотреть, когда он не будет пропитан хлорированной водой бассейна. Врач при этом должен быть полностью одет. По воле судьбы завтра будет прием без записи, поэтому я приглашаю миссис Уэстерн прийти в клинику. Теперь, когда урок завершен и миссис Уэстерн удовлетворена, мы с Уильямом убегаем в раздевалку.

Ради спасения наших жизней.

Воскресенье, 9 декабря

Какой чудесный недельный отпуск! Я чувствую себя великолепно. Мне кажется, что кто-то ворвался в мою жизнь и устранил все мои духовные проблемы. Равновесие восстановлено, работа и дом снова стали равными партнерами. Сидя на диване и учащенно дыша, я кладу потные предплечья на колени. Уильям смотрит на меня с игрового коврика. Из его рта вытекает струйка молочной отрыжки, а потом он начинает пищать без какого-либо повода. Иногда он бывает очень странным.

Тридцатисекундный интервал завершается, и я, несмотря на внутренний протест, снова беру двенадцатикилограммовую гирю и начинаю тягать ее. Я уже 15 минут тренируюсь под ролик на YouTube и стараюсь держать гирю крепко, чтобы случайно не разбить окно. И не раздавить Уильяма. Элис разозлилась бы на меня в любом случае. Кстати об окнах: я делаю все это отчасти из-за них. Неделя вдали от рабочего хаоса дала мне возможность поразмышлять о собственном жизненном окне. Я не планировал заранее. Это был коварный подсознательный процесс, набиравший обороты в течение недели. На работе я так много времени трачу на то, чтобы заглядывать в окна своих пациентов, что забываю о своем собственном. Не поймите меня неправильно, я не злюсь на себя за то, что не делал такого раньше. Это сопутствующий ущерб профессии терапевта в условиях огромной рабочей нагрузки. Моя работа наполнена шумом, злостью и эмоциями. Она с легкостью заставляет забыть о собственных потребностях до тех пор, пока вы не остановитесь, не вдохнете поглубже и не сделаете шаг назад.

Именно этим и стала для меня текущая неделя: шагом назад. У меня появилась возможность все переосмыслить, перефокусироваться и освежиться. Что я и сделал — переместил работу на последнее место в списке приоритетов, провел время с семьей, встретился за пивом с друзьями и даже сводил Элис на свидание, впервые оставив Уильяма с няней.

Короче говоря, я жил. Мы жили.

Я сделал дома все, что так долго откладывал. Полки в детской успешно повешены, хотя мне потребовалось две попытки, мощеная дорожка в саду вымыта, а окна с внешней стороны сверкают. Я бросаю гирю на подушку на полу (Элис точно кастрировала бы меня, если бы я повредил наш деревянный пол) и падаю на диван. За эту неделю я понял еще кое-что: нужно следить за своим физическим, психическим и социальным здоровьем. По этой причине я сейчас тренируюсь и отныне буду делать это каждую неделю. Как и большинство людей на сидячей работе, я как терапевт должен бороться с желанием просидеть за столом весь день, поесть вредных полуфабрикатов и плюхнуться на диван дома. Ничто из этого не идет на пользу моему здоровью.

Это не идет на пользу никому.

Уильям продолжает лежать. Молочная отрыжка засохла у него на подбородке. Интересно, что он понимает о своей жизни? Ему скучно? Он хочет других родителей? Что он на самом деле думает, когда измазывается в дерьме? Я задам ему все эти вопросы, когда он подрастет. Скоро на ужин придут друзья, поэтому мне пора пойти в душ и одеться.

Все только что сказанное имеет отношение к борьбе с доминированием работы. Мы с Элис даже не возвращались к нашей саге о переезде, и финал пока неясен. Но неделя была замечательной. Посмотрим, получится ли у меня сохранить более здоровый и сбалансированный взгляд на жизнь в течение следующих месяцев и лет.

Пока остается лишь держать пальцы крестиком, пусть и следующая неделя будет хорошей.

Понедельник, 10 декабря

Теперь, после возвращения на работу, мне нужно в первую очередь позвонить Рейчел. Как оказалось, она пережила свой день рождения и пока еще не шагает беззаботно по дороге из желтого кирпича, но ей уже немного лучше, чем две недели назад. Рейчел ждет дальнейшей психиатрической помощи.

На данный момент о большем я и просить не смею.

Вторник, 11 декабря

Мне стоит держать дверь закрытой. Я слышу крик. Я слышу шум. Я слышу стук. Это было бы разумно. Однако как дежурный врач я понимаю, что весь хаос в зоне ожидания вот-вот бесцеремонно и без извинений ворвется в кабинет. Я решаю противостоять шторму и открываю дверь. Сара и Дэн, двое моих коллег, держат худощавого парня лет двадцати. Его ноги болтаются, как праздничная мишура во время урагана. Их глаза прикованы ко мне.

«Сегодня дежуришь ты, Макс?»

Я киваю, замечая полуулыбку на их лицах.

Сволочи.

Я думаю о том, что звонки миссис Талли нужно свалить на них.

Каждую неделю в обозримом будущем.

Все вместе мы затаскиваем пятидесятикилограммового обмякшего незнакомца в мой кабинет и кладем его на кушетку. Я глазею на него, однако без удивления. Он учащенно дышит, корчится, хватается за грудь и кричит, что его сердце вот-вот взорвется. Я еще ни разу не видел, как взрывается сердце, и, думаю, не увижу и сегодня.

Когда Сара и Дэн выходят из кабинета, прибегает администратор Салли с кислородным баллоном и чемоданом лекарств для оказания экстренной помощи. Я вижу на ее лице странное восхищение и волнение, поскольку она, несомненно, думает, что впервые станет свидетельницей смерти.

«Его зовут Райан», — взволнованно говорит Салли. Она запыхалась, потому что бежала по лестнице. Она дает мне распечатанное краткое содержание карты Райана. Я просматриваю его, пока пациент продолжает разыгрывать передо мной свою смерть. И прошу сосредоточиться на дыхании: трехсекундный вдох через нос и трехсекундный выдох через рот. Он игнорирует меня и продолжает орать, что вот-вот умрет. Он не умрет. Я знаю это и говорю, что у него паническая атака и сердце не остановится, если, конечно, у него нет никакого редкого сердечного заболевания и он не вынюхал ведро кокаина.

Неизвестно, почему у него произошла паническая атака. Думаю, мы узнаем это, когда он успокоится (или умрет от редкого заболевания сердца). Я размышляю, стоит ли измерять его жизненные показатели, такие как частота сердечных сокращений, насыщенность крови кислородом, частота дыхания и артериальное давление, но решаю ничего не делать, поскольку все бесполезно. Его артериальное давление достаточно высоко, чтобы направлять достаточно крови к мозгу и мышцам, в противном случае он не смог бы кричать и извиваться. Для меня этого достаточно. Кроме того, частота его дыхания и сердечных сокращений в таком состоянии будут зашкаливать, и аппараты не нужны, чтобы убедиться в этом. Я прошу его спокойно полежать, поскольку меня беспокоит лишь то, что у него произойдет гипервентиляция, уровень углекислого газа снизится, он потеряет сознание, а потом упадет с кушетки и сломает шею.