В таком случае мне будет непросто объяснить произошедшее в Генеральном медицинском совете.

Вопреки здравому смыслу, я даю ему дополнительный кислород через маску. Отчасти я делаю это ради того, чтобы ему было сложнее кричать. Затем, как и при большинстве случаев панических атак, я просто за ним наблюдаю. Я поощряю выполнение им дыхательных упражнений и стараюсь не быть слишком нетерпеливым (Элис говорит, что это мой недостаток). Проходит 15 минут, а Райану лучше не становится. Это интересно, ведь он наверняка выбился из сил. Я решаю еще немного подождать. Проходит тридцать минут, но ничего не меняется. Я проверяю список пациентов: семь человек ждут, когда их примут, а я застрял с ним. Пришло время фармакологически ускорить его выздоровление.

Я ввожу ему 10 миллиграммов диазепама. Через 15 минут Райан становится гораздо спокойнее (диазепам этому поспособствовал). Теперь он не кричит, что его сердце вот-вот взорвется, и мне удается получить от него чуть больше информации. Оказалось, он расстался с девушкой, с которой они встречались три недели (я серьезно), и он вышел из себя, когда сегодня днем она поставила на Facebook статус «в активном поиске». Сейчас он просто всхлипывает, что не угрожает его жизни, и я увожу его в пустой кабинет, где он сможет немного подумать. Это значит, что я смогу продолжать принимать других пациентов, но буду периодически заглядывать к нему и проверять, как у него дела. С каждым разом ему все лучше.

Бедняга.

Теперь, когда он полностью успокоился, я говорю ему, что хотя быть брошенным реально дерьмово и мы все это проходили, он непременно это переживет.

Если его сердце выдержит.

Четверг, 13 декабря

Сегодня группа терапевтов нашей клиники в WhatsApp разрывается от теорий заговора. Мы все получили электронное письмо от менеджера Джаспера, где сказано, что в понедельник днем состоится двухчасовое обязательное собрание, на котором будет обсуждаться в том числе нравственность сотрудников.

Любопытно.

Пятница, 14 декабря

Конец недели. Если верить западным суевериям, пятница тринадцатое — несчастливый день. Однако я думаю, что это должна быть пятница четырнадцатое. Миссис Йорк разворачивает листок бумаги, на котором, несомненно, перечислены ее многочисленные недуги. Эта миниатюрная и скромная 61-летняя женщина, библиотекарь на пенсии, делает медленный вдох (я же задерживаю дыхание) и смотрит на листок, старательно разглаживая его.

Это ужасно нервирует. Она либо достанет топор, припасенный в ее эко-сумке из супермаркета, либо сделает то, что я предполагал. Наши взгляды встречаются, и я вздыхаю, смирившись со своим положением. А затем начинается блиц. Она торопливо зачитывает шесть разных проблем, практически не делая пауз для вдоха между ними: ее лекарства от диабета расстраивают желудок; уже шесть недель ее мучают головные боли, и ничем не получается их облегчить; у нее болит левая лодыжка, но только до одиннадцати утра; она боится, что теряет память; у нее в паху уже два года сыпь, и ее нужно проверить; и, наконец, у нее болит все тело (гвоздь программы и последний гвоздь в гробу любого терапевта).

Я хочу спрятаться в туалете для персонала, но вместо этого улыбаюсь, потому что это моя работа. Видите ли, проблема с блицем заключается в том, что врач не может уделить каждой проблеме пациента достаточно времени. Если посчитать, то получается, что на каждую можно выделить только сто секунд от десятиминутной (шестисотсекундной) консультации. Меня чертовски раздражает, что очередной пациент решил обсудить все свои недуги на одном приеме, считая, что врачу так удобнее. Я повторю еще раз, что ЭТО. НЕ. ТАК.

К счастью, благодаря трагическому прошлому опыту я разработал стратегию действий в подобных ситуациях. Я беру лист бумаги, делю его на шесть частей и говорю миссис Йорк, что услышал все, что ее беспокоит, но теперь, задавая вопросы, хочу слышать только краткие и четкие ответы. Никакой воды. Если она этого не сделает, то придется прийти еще на одну консультацию, поскольку сегодня у меня не хватит времени на все ее жалобы.

Она откидывается на спинку стула, удивленная моей реакцией, и кивает. Нам удается решить все ее медицинские проблемы за 15 минут, и потом мне остается лишь заполнить ее электронную карту. Неплохой результат. В реальности иногда приходится жертвовать душевными разговорами, чтобы успеть выполнить работу.

Воскресенье, 16 декабря

В эти выходные я водил Уильяма на приуроченное к Рождеству занятие по развитию сенсорики.

На самом деле это очередной МДМА (экстази) для младенцев.

Понедельник, 17 декабря

Что ж, в этом кабинете точно отсутствует дух Рождества! Мы на масштабном и долгожданном собрании терапевтов. Оно длится уже час двадцать. Пока мы услышали множество монологов из серии «Мне кажется, что…» в сочетании с поразительно неловкими паузами. Я бы сейчас многое отдал за телефонный разговор с миссис Талли и с радостью выслушал бы все ее многочисленные жалобы на сиделок. Тем не менее я решаю принять участие в собрании, поскольку, произнеся многословный монолог из серии «Мне кажется, что…», внесу свою лепту, а потом смогу сидеть сложа руки и слушать другие провальные выступления.

На собрании становится очевидно, что молодым терапевтам (и мне в том числе) кажется, что старшие коллеги их недостаточно поддерживают. Дементор отрывает несколько кусков плоти от самых уязвимых врачей и говорит, что они не собираются постоянно их обнимать и повторять, как они прекрасны. Глаза увлажняются, слезы капают.

Боже мой, это великолепно!

Я намеренно расположился в углу, чтобы передо мной открывался панорамный вид, откидываюсь на спинку стула и внимательно за всеми наблюдаю. Присутствующие выглядят одинаково.

Все несчастны, напуганы и унылы.

Я думаю об Элис и Уильяме, и все негативные чувства мгновенно растворяются в эфире. Разумеется, я никогда не признаюсь коллегам, но для меня все происходящее не имеет значения. Большого, по крайней мере. Я продолжаю так думать, пока доктор Фил спрашивает, чем старшие терапевты могут помочь. Сара и Ден предлагают ввести награды «Работник месяца» и «Лучший диагноз месяца», а также создать групповые беседы в социальных сетях. Я смотрю в окно и вздыхаю.

Как мы к этому пришли? Мы же стали американцами.

Когда собрание, спотыкаясь, подходит к последним минутам, как любовник на одну ночь, неуклюже ищущий второй носок, мои мысли снова устремляются в будущее.

Будущее с моей семьей.

Господи, да я так же сентиментален, как гребаные американцы!