Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все так, Арина Афанасьевна, но все же…
– Варенька, – Арина положила свою руку, которая была в муке, на ладонь девушки, и печально улыбнулась ей. – Я же чувствую, что у вас душа добрая, и не хотели вы всей этой грязи. А Матвей… я же знаю, какой он… упертый. Всю жизнь был. Привык, чтобы все было по его воле…
– Так это.
– Понимаю я все, – Арина вновь улыбнулась ей. – Давайте забудем обо всем, что плохого было, пусть быльем порастет, так у нас люди говорят. Сейчас же все наладилось ведь так?
– Так, – кивнула Варенька и тоже улыбнулась ей в ответ. – И все же не держите на меня зла.
– Я и не держала никогда.
– Душа у вас чистая, – пролепетала невольно Варя, ощущая, что впервые встречает подобную женщину.
В этот момент девушка подумала о том, что в столице у нее было много подруг и знакомых. Однако Варенька отчетливо знала, что ни одна из этих великосветских дам не была бы столь добра к ней, если бы узнала, что ее муж или возлюбленный увлекся Варей. Самое меньшее из того, что бы они сделали, перестали бы с ней общаться. Она слышала не одну историю о жестокой мести обманутых супружниц, которые иногда доходили даже до попыток отравить или убить. Варя осознавала, что таких, как Арина, женщин со столь всепрощающим сердцем не найдется среди светских дам.
Арина промолчала и лишь похлопала Вареньку по руке, а затем продолжила лепить пельмени.
В один из субботних дней, после полудня, когда на завод пускали родственников к заключенным или другим рабочим, семьи которых жили вдалеке, Варенька в числе нескольких дюжин женщин подошла к большим заводским воротам. У многих женщин был месячный пропуск, и они беспрепятственно прошли через казацкий патруль, который стоял у чугунных ворот. Варя же, как положено, отстояв небольшую очередь у маленького комендантского домика, вошла в душный кабинет коменданта. Полный усатый мужчина встал, с интересом осматривая девушку в простой белой кофточке и темно-синей юбке, и удивленно заметил:
– Что-то давно не видно вас было, сударыня.
Варя замялась, нервно комкая в руках платочек и совсем не собираясь объяснять этому неприглядному человеку, что вначале она была обижена на Олсуфьева за его последние слова, а затем столько всего произошло в ее жизни, что лишь сейчас, немного оправившись от всех переживаний и болезней, она ощутила в себе силы вновь увидеться с любимым.
– Я долго болела. Прошу, выдайте мне пропуск и, если можно, на месяц.
– К сожалению, – развел руками комендант и громко сел на стул, – именно вам, Варвара Дмитриевна, дать я его не могу.
– Отчего же? – удивилась Варя, ведь ранее никогда не было проблем с выдачей ей пропуска на завод.
– В последнем приказе, что от пятнадцатого числа сего месяца, объявлено, что ваш братец является неблагонадежным и подозревается в сочувствиях к яицким бунтовщикам, что теперь терзают соседнюю губернию. Пропуск к вашему братцу может выписать сам лично Матвей Гаврилович. Сходите к нему.
– Странно, – удивилась Варя, и в ее голове промелькнула мысль о том, что тут не обошлось без Твердышева. – Хорошо, к нему пойду.
Она уже направилась к двери, как комендант вдогонку ей прокричал:
– Поторопитесь, он как раз уезжать в Кунгур собирался.
Поднявшись по высокой лестнице, ведущей в заводскую контору, которая состояла из нескольких комнат, Варенька поздоровалась с Никифором Ермолаевичем, который попался ей навстречу, и наконец достигла дальней самой большой комнаты. Войдя в кабинет Твердышева, она с силой захлопнула дверь и, устремила недовольный взор на широкоплечую фигуру мужчины, сидящего за столом.
– Мне нужен пропуск, – без предисловий холодно произнесла Варя.
Стремительно подняв голову, Матвей устремил взгляд на вошедшую девушку и, медленно отложив перо, чуть откинулся на спинку стула. Сузив глаза, он спросил:
– К нему пойдете?
– Да. Без вашего пропуска не пускают.
Варенька вплотную приблизилась к столу и настойчиво посмотрела в его глаза. Твердышев долго молчал, а его лицо мрачнело с каждой минутой все сильнее.
– Не дам, – коротко бросил он.
– Почему? – опешила она, не понимая, в чем дело. На лице Матвея было отчетливо написано непреклонное упрямое выражение. Недовольно испепеляя его взглядом, девушка отчеканила, повысив голос: – Мне нужен пропуск, Матвей Гаврилович! И вы дадите мне его!
После ее выпада мужчина стиснул челюсти, и его лицо посерело.
– Что ж вы таскаетесь за ним, словно сучка?! – вдруг выпалил Матвей в сердцах, стукнув кулаком по столу так, что чернильница перевернулась, и темное фиолетовое пятно залило стол. – Не любит он вас, Варвара Дмитриевна, неужели вы не видите?!
Не ожидая подобного взрыва от Твердышева, Варя недоуменно уставилась на него и вдруг увидела, как он перевел наглый взор на ее грудь.
– Я вижу, – прошипела она, четко давая понять, что заметила его красноречивый взгляд, которым он осматривал ее выпуклости. – Что вы специально решили не пускать меня к нему!
В следующую секунду Твердышев резко вскочил на ноги, и стул за ним упал. Мужчина обогнул стол и начал приближаться к ней. Тут же попятившись от него к двери, Варя напряглась всем телом.
– Есть же люди… которые обожают вас… боготворят… алчут, – произнес он низким грудным голосом. Она уже уперлась спиной в дверь, отмечая, что он все ближе. – Жаждут каждый миг находиться подле вас…
– Уж не вы ли? – ехидно и высокомерно осведомилась девушка, недовольно сверкнув на него глазами, прекрасно понимая, что здесь, в конторе, он вряд ли позволит себе лишнее.
– Я, – срывающимся голосом выдохнул Матвей, склоняясь к ней. Его солоновато пряный запах ударил ей в нос, и Варя как можно сильнее вжалась в стену. Его близость заставила ее нервно задрожать. Она сузила глаза и решила поставить наглеца на место.
– А мне это безразлично! Вы мне безразличны! – гневно процедила она.
Смертельно побледнев, он сжал зубы и упер свою руку в стену рядом с ее плечом, как бы загораживая ей проход.
– Неужели вам приятно, когда о вас вытирает ноги этот ваш Олсуфьев? – с досадой прорычал он.
– Вас это не касается! И мне наскучил этот разговор! Вы дадите мне пропуск? – нервно дыша, произнесла Варенька, поднимая на него непокорный прелестный взор.
– Нет.
Поджав от досады губы, она с силой оттолкнула руку мужчины и направилась к двери. Распахнув ее, она обернулась.
– Тогда я буду говорить с Осокиным Григорием Петровичем! – бросила она через плечо, уже выходя на лестницу.
– Вот ведьма, – выплюнул злобно Твердышев, яростно, недовольно смотря на хлопнувшую за девушкой дверь.